Саша Филипенко: «В Амстердаме 1942-го было опасно быть евреем, в Минске 2021-го — свободным человеком»

Крупнейшая ежедневная газета Германии «Зю́ддойче ца́йтунг» и польская «Газета Выборча» —опубликовали «Рождественское эссе» белоруского писателя Саши Филипенко — письмо к Анне Франк.

Саша Филипенко. Фото Delfi

— Дорогая Анна, я пишу тебе это рождественское письмо… из твоей квартиры. Здесь ты когда-то начала вести свой дневник — теперь уже знаменитый. Сюда ты уже никогда не вернулась, — пишет Саша Филипенко.

Как я попал в твой дом? Теперь здесь творческая резиденция. Писатели со всего мира останавливаются у тебя в гостях, как правило, на месяц. Твоя спальня остается закрытой, шторы в ней навсегда задернуты, но в остальные комнаты вернулась жизнь: на кухне работает радио, в ванной по-прежнему очень неудобный душ, а за окном гостиной — сквер, в котором по утрам распевают попугаи. У тебя шумные соседи, но читая твой дневник, я понимаю, что в убежище ты мечтала о голосах за стеной, и потому теперь я даже рад, что постоянно слышу твоих соседей.

Перед лестницей, что ведет к входной двери твоей квартиры — четыре камня с именами, которые напоминают прохожим, что в этом доме жили ты, твоя сестра и твои родители. Не знаю, установлены ли подобные таблички другим евреям, которых угнали из твоего района в немецкие лагеря, но если да — значит здесь их может быть тринадцать тысяч.

Соседние улицы, которые когда-то носили имена местных рек, после окончания Второй Мировой войны переименовали в честь Черчилля, Рузвельта и Сталина. В 1956 году, когда Советский Союз подавил антикоммунистическое восстание в Венгрии, от имени Сталина решили отказаться. Я рассказываю тебе об этом только потому, что, кажется, где-то там, в глубине прошлого века, кроется ответ на вопрос, почему сегодня я у тебя в гостях…

Освободив немецкие концентрационные лагеря, например Бухенвальд, в Советском Союзе посчитали, что бараки, в которых содержались заключенные, еще пригодятся. Их разобрали на доски, вывезли в Россию и из этих же досок, словно мебель из IKEA, вновь собрали бараки, только уже в системе ГУЛАГа. Казалось бы, все эти сараи следовало символически сжечь или оставить в виде мемориалов, но люди, которые в 1939-м вступили во Вторую Мировую войну друзьями Германии, хорошо понимали: бараки еще пригодятся.

Понимал это и, например, прокурор Руденко, который представлял Советский союз на Нюрнбергском трибунале. Почему именно этого человека Москва делегировала для суда над нацистами? Возможно, потому что Руденко лично подписывал протоколы «троек», то есть в 30-е годы прямо участвовал в систематических внесудебных казнях в СССР. 

Прокурор Руденко хорошо знал и понимал природу и механизмы геноцида, обращаясь к судьям, прокурор знал, о чем говорит. Там, в Нюрнберге, человечество навсегда осудило одно зло, но не осудило тех, кто вместе с бараками словно вывез в Советский Союз ростки ненависти, скрестил эту ненависть с ненавистью советской и новое зло проросло…

В своем дневнике ты описываешь жизнь Амстердама при нацистах — в письме к тебе я хочу описать жизнь Минска при лукашистах.

Жизнь европейской столицы, в которой в 2021-м нельзя пройтись, например, в майке амстердамского «Аякса», потому что она бело-красно-белая, а Лукашенко ненавидит эти цвета исторического национального флага Беларуси. Придя к власти, он заменил этот флаг на старый советский.

Наверное, ты думаешь, что я преувеличиваю, но вот только факты. К пятнадцати суткам ареста были приговорены: парень, который вывесил в окне флаг Канады; девушка, которая надела бело-красно-белые носки; мужчина, который забыл на балконе коробку от телевизора (она была белая с красной полосой) и женщина, которая раздавала прохожим бело-красную пастилу. Арестованы люди, которые в знак протеста выставляли в окнах детские рисунки и даже чистые белые листы бумаги.

Как когда-то в твоем Амстердаме, абсурд и жестокость правят теперь в Беларуси. В Амстердаме 1942-го было опасно быть евреем, в Минске 2021-го — свободным человеком.

В 2020-м сорок тысяч белорусов прошли через тюрьмы. Рассказывая об условиях содержания в белорусских тюрьмах, они справедливо утверждали, что постоянно подвергались пыткам.  Десятки были убиты, сотни тысяч, как и я, покинули страну.

В день, когда я пишу тебе это письмо, в Беларуси отменили концерт в память о жертвах холокоста, потому что Лукашенко боится массовых скоплений людей. В эти дни минчанку приговорили к 15 суткам ареста за поставленную на подоконник свечу в память об убитом лукашистами год назад Романе Бондаренко.

В эти дни, когда я пишу тебе рождественское письмо, оставшиеся в Беларуси люди, как когда-то в оккупированном Амстердаме, ежедневно опасаются ареста. Причиной задержания может стать все что угодно: комментарий в Сети, «неправильная» музыка в автомобиле, или «неправильные» книги дома.

Помнишь, ты писала в дневнике: «Боюсь за что-нибудь браться — а вдруг это запрещено?» — ты писала не только об Амстердаме 1942-го, но и о Минске 2020-го и 2021-го. Уверяю тебя, Анна, если в эти дни кто-нибудь в Беларуси захочет выставить в окне твою фотографию — человека этого немедленно арестуют, потому что каждый день лукашисты уничтожают волю и память.

Лукашенко хочет контролировать даже личную жизнь. Как когда-то фашисты, лукашисты преследуют людей и за сексуальную ориентацию — в своей гомосексуальности они требуют признаваться на камеру в отделении милиции.

Нельзя противостоять злу, нельзя требовать справедливости, нельзя даже поминать невинно убиенных. Один из лукашенковских министров вырядился в форму НКВД, другие обсуждают строительство концлагеря для «либералов», на закрытых судах, как и девяносто лет назад, они выносят оппонентам власти безумные приговоры: Сергей Тихановский — 18 лет, Виктор Бабарико — 14 лет, Мария Колесникова — 11 лет…

А Европа, несмотря на все, что я описываю, бездействует. Санкции, которые вводятся против Лукашенко — скорее косметические, «воспитательные». После года гуманитарной катастрофы в центре континента самые серьезные шаги — несколько пакетов малоэффективных  ограничений, «крайняя обеспокоенность» и «глубокая озабоченность».

Наблюдая, как миллионы белорусов в течение года самоотверженно сражаются за свои элементарные права, Европа так и не решается вмешаться, предпочтя отгородиться стеной и рассчитывая, вероятно, что ростки диктатуры сквозь нее не прорастут.

Ты права, Анна, «после каждой войны всегда говорят: это никогда больше не повторится, война — такой ужас, любой ценой нужно избежать ее повторения. И вот люди снова воюют друг с другом, и никогда не бывает иначе. Пока люди живут и дышат, они должны постоянно ссориться, и как только наступает мир, они опять ищут ссоры». И в конце 2021-го мы ближе к войне и концентрационным лагерям, чем к миру. И я пишу тебе это письмо из твоей квартиры, потому что не знаю, когда вернусь и вернусь ли домой».