Эйдельман: «Героизм — это опять про то, что «можем повторить», а трагедия — про то, что это не должно повториться»

— То, что советская/российская пропаганда делает с историей блокады Ленинграда, в общем-то, не удивительно, но все равно ужасно, — пишет Тамара Эйдельман. — Не удивительно и то, что тема блокады появляется в «Разговорах о важном» — как же без нее. Разве можно говорить о важном, не разговаривая о героизме и подвиге советского народа?

Вот в этом-то все и дело. Разговор о блокаде, как и вообще все разговоры, книги, фильмы и телевизионные передачи о войне — это разговор о ГЕРОИЗМЕ. Опять о героизме. О том, какие молодцы те люди, которые бестрепетно отдавали свои жизни ради победы, ради государства, «за родину, за Сталина».

А что, разве ленинградцы не были героями? Были. А кто-то не был. А кто-то вообще был подлецом и наживался на страшной трагедии. А кто-то жировал, потому что имел такую возможность.

Но даже если бы все, абсолютно все ленинградцы от мала до велика вели себя исключительно героически, то все равно в первую очередь говорить надо о трагедии, а не о героизме. Потому что героизм — это опять про то, что «можем повторить», а трагедия — про то, что «это не должно повториться».

А как же блокадный паек, Таня Савичева, «Никто не забыт и ничто не забыто»? Разве это не память о перенесенных страданиях? В какой-то мере да. Но страдания эти вписаны в советский нарратив, когда ими принято скорее гордиться, чем ужасаться.

В сталинское время ужасов блокады как будто бы и не было, в 60-е о них стали говорить, начали упоминать все ужасы, но на самом-то деле до сих пор по-настоящему травма блокады не проговорена.

Потому что блокаду превратили в пропагандистское орудие, и все еще не произошел разговор о том, что на самом деле вынесли там люди, что этот ужас с ними делал.

«Осада человека» — так названа книга Ирины Паперно, посвященная блокадным дневникам выдающегося филолога Ольги Фрейденберг, которые до сих пор еще полностью не опубликованы. Слишком страшные, слишком откровенные. Ставящие неудобные вопросы.

Кто виноват в трагедии Ленинграда. Только Гитлер? А Сталин? Почему одни умирали от голода, а другие очень неплохо жили? И главное — на что оказывается способен человек в таких условиях — каких вершин он достигает, и как низко может пасть?

То, что эти вопросы все еще не осмыслены обществом, видно хотя бы по той травле, которой подвергся телеканал «Дождь», посмевший, не предлагая собственного ответа, просто поставить вопрос о том, не лучше бы было сдать город, чем обрекать людей на такие страдания.

Не менее показательна и история с фактическим запрещением фильма «Праздник», где за новогодним столом в блокадном городе оказываются сытые и голодающие.

Читайте также 196858

Вот об этом я бы говорила сегодня в классе. О том, что нельзя отдавать блокаду в руки пропаганде, о том, что мы все еще не знаем настоящей правды. О людях, которые вовсе не были героями.

Материала для такого разговора очень много. Можно использовать отрывки из дневников Ольги Берггольц, из «Записок блокадного человека» Лидии Гинзбург, и, конечно, доступные нам — и очень страшные — отрывки из дневника Ольги Фрейденберг.

Можно посмотреть отрывок из фильма «Дневные звезды» и из «Праздника» и сравнить два восприятия блокады.

Можно взять цитаты из книги Евгения Добренко «Поздний сталинизм» и показать, насколько бесчеловечным был образ блокады, создававшийся в послевоенные годы.

Можно поговорить о разгроме Музея Блокады.

И любой из этих разговоров может вывести нас к обсуждению того, что война делает с людьми. Она пытается лишить их человеческого облика, и противостоять этому могут далеко не все.