Дневник войны, глава 155. «Я не мечтаю о ретрите на Бали, винном туре в Провансе, стипендии в Гарварде»

Недавно в мире праздновали День ментального здоровья. Раньше это было что-то далекое, не совсем понятное и, казалось, не первоочередное. Война отношение поменяла. Никто из нас не был готов к таким масштабам человеческого зла и горя.

Раньше отношение к психологическому аспекту жизни было чем-то немного стыдливым. Социум мог позволить себе реакции наподобие «психолог? это что-то с головой не в порядке?», «зачем тратить на это время? у меня все хорошо», «да психология – это не наука», «психотерапия – это заморочки богатых» и т.п.

Я искренне радуюсь, что для украинского общества все эти стереотипные клише перестали быть актуальными. Хоть и ценой войны. Опыт не может быть не травмирующим.

А еще радуюсь, как украинские знаменитости искренне публично делятся своим личным опытом проживания тревожных расстройств и депрессии, успешным опытом приема антидепрессантов и обращению за помощью к психиатру. Потому что имея квоту доверия общества важно правильно этим пользоваться. И если хотя бы одному человеку этот опыт помог решиться на психотерапию – это уже немало.

Ведь депрессия – это не плохое настроение, а серьезные нарушения работы мозга.

Сейчас быть в терапии, если плохо – это, что характеризует тебя, как человека, который заботится о своем ментальном здоровье, как и о физическом, что, в свою очередь, является релевантным и к его окружению. А адекватное общество страны, что находится почти два года в ужасающей войне, тоже многое говорит о цивилизационном выборе и принадлежности.

Непрожитые эмоции или эмоции, которые убивают, соматика, нисходящая спираль депрессии, сезонная депрессия, гибкость против стойкости, важность радости от маленьких вещей, обесценивание, запрет на счастье, сравнение себя с другими, травма свидетеля, подавление горя, утрата родных и знакомых, ПТСР – лишь маленькая часть того, через что проходят украинцы.

При этом, когда ты осознаешь проблему, то понимаешь с чем и как именно бороться. Как говорят, чтобы всплыть – нужно оттолкнуться от дна. И первый шаг – это ощутить под ногами это самое дно, проблему.

У меня самой и в моем окружении запрос на психотерапию сейчас в том, как находить середину между самоцензурой и легализацией эгоистичной жизни. И как война отразится на нашем будущее.

Самоцензура запрещает иметь обыденные маленькие радости. Потому что в первую очередь нужно думать, как я могу помочь украинским военным и от чего в повседневной жизни могу отказаться. В то же время ты также осознаешь, что другой, невоенной, молодости уже не будет. Это не репетиция жизни. Это и есть моя жизнь. Она проходит и она конечна.

Пойти в субботу на час в парк, не откладывать сдачу анализов, носить ту одежду, которая нравится мне, смеяться от фильма – то легальное, что я делаю для своего удовольствия и выработки эндорфина и окситоцина.

Я не думаю о будущем, как о радужном, веселом и безоблачном времени. История не раз показывала, что послевоенный период для стран не менее трудный, чем военное время.

Сейчас мне 30. И я осознаю то, что война – это марафон, что она может быть с нами десятилетиями. И когда читаешь книги о потерянном поколении понимаешь, что это и про тебя тоже.

Это не пессимизм. Это объективный взгляд на реальность. Потому что так действительность меньше ранит, чем бесконечное ожидание и разочарование от несбывшегося.

Я не могу думать про свое будущее отстраненно, вне контекста пережитого опыта войны и ее последствий. Я не обманываю себя и не ожидаю, что оно будет классным. Я готовлю себя к новым жизненным вызовам и настраиваюсь на борьбу.

Эгоистически думать про свою жизнь уже не получается. Я не мечтаю о ретрите на Бали, винном туре в Провансе, стипендии в Гарварде, старении без морщин, возможности материнства, курсах португальского, школе танго. В этом теперь нет никакого смысла. Это все у меня забрали 24 февраля 2022 года.

Теперь моя жизнь – часть исторического процесса. И хочу я того или нет, но она сопряжена с контекстом экзистенциального кризиса, дихотомии добра и зла, обостренного чувства справедливости, правового реваншизма и национальной трагедии.

Как говорит украинская поэтесса Катерина Калитко: «Наша щоденна мова схожа тепер на підшкірну гематому, що озивається на кожен дотик. І ніколи не вгадаєш, який саме рух провокує нову хвилю болю. Найчастіше це рух пам’ятання, фіксації, свідчення. Тоді від болю меркне світ.

Найважче і найважливіш, що можна з цим зробити – говорити й далі. Пересилюючи спазм, виговорювати себе назовні, щоби крововилив під шкірою країни не зупинив такої можливості».