Дневник войны, глава 139. Еда, как форма памяти

Война – это всегда про утрату. Она многих и многое отнимает. Часто – навсегда.

Помню, еще будучи подростком, где-то прочитала фразу о том, что «свобода – это иметь то, что больше всего желаешь, но не обладать им». Тогда такое определение одного из самых важных составляющих жизни мне выдалось интересным, но все же и несколько запутанным. Мне казалось, что слова «иметь» и «не обладать» это противоречие, антагонизм. Как они одновременно могут быть одним целым?

Война показала, что могут. Особенно, если речь про память и воспоминания.

Можно очень многое терять, но в то же время можно навсегда сохранить утерянное внутри. В этом и заключается свобода – не обладая чем-то физически, материально, его невозможно утратить, отнять, забрать.

Я помню, как мой друг рассказывал о еде, в которую зашито само время. С началом полномасштабной войны он перебрался жить на работу, в больницу. Когда спустя месяц смог вырваться домой за вещами, обнаружил в холодильнике тарелку с сырниками.

Конечно, они внешне мало уже напоминали блюдо, но сам факт того, что их приготовили еще до войны, трогал сердце и переносил в мирное время. Сейчас он часто себе их готовит, потому что для него это индивидуальная форма памяти нормальной жизни до войны.

И такое, наверное, есть у каждого из нас. Я обожаю вареники со свежими июньскими вишнями, сдобренные медом и сливками. Это еда – воспоминание из моего детства и летних каникул у бабушки с дедушкой. Когда я их сейчас готовлю, то снова ощущаю себя той маленькой девочкой, любимой внучкой.

А еще я помню, как бабушка всегда заготавливала сухари в кладовке и сушила сушку из янтарных абрикос на крыше летней кухни. Меня в детстве это очень удивляло и даже немного смешило. Зачем? Ведь хлеб всегда можно купить в магазине. Зачем хранить его черствые корочки.

Моя бабушка пережила голодоморы и войну.

А теперь я сама, как моя бабушка, делаю запасы на случай экстренной ситуации в войну. Доедаю в тарелке все, даже если уже не хочется. Я помню начало войны и мысли о том, когда в следующий раз удастся поесть. Я хожу в супермаркет за обыденными продуктами на день, но каждый раз выхожу с банкой консервов и пачкой орешков – не дай Бог пригодится.

Теперь я сама переживаю войну.

И хлеб сейчас – это не просто хлебобулочное изделие, учитывая, какой ценой он добывается. Я знаю цену фермерского труда. Я знаю, что такое сбор урожая зерна с полей.

Мой дедушка был комбайнером. Меня с самого детства приучали, что хлеб – это святое. Потому что за ароматной и хрустящей корочкой – бесценный труд: от выращивания и до замеса теста. Я знаю, что такое техническая готовность зерна, знаю, что такое урожай, что измеряется тоннами на гектар. Я помню, как важно успеть скосить до первой росы, иначе потом зерно быстро испортится.

Мне неимоверно больно смотреть на обугленный урожай в портах, куда прилетают российские ракеты. Это зерно стоило титанического человеческого труда. Тем более во время полномасштабной войны.

А еще одним из самых ярких воспоминаний беззаботного детства, связанных с едой, для меня является слово «гостинець». Помню, как бабушка отправляла дедушку на рынок за арбузом, а он возвращался домой не только с ним, а и с пачкой мороженого. «Це тобі гостинець, Катрусю, від зайчика». Моей детской радости не было придела. 

Поэтому, когда я в очередной раз блуждала улочками Киева, узрев простенький постер со словом «Гостинець» на одном из домов, без раздумий вошла в арку рядом, как подсказывало мне сердце. 

Маленькое помещение с еще невысохшей краской и стремянкой в уголке, но уже с букетами на полу в вазах на честь открытия. Такие сейчас особенности арт-пространств – до технической готовности процесса далеко, но открывать нужно уже.

На арт-площадке всего восемь экспонатов от восьми художников, но при этот потеряться во времени можно знатно. Например, подходишь к черно-белому плакату и попадаешь в часовую петлю 30-летней давности.

«Один раз, делая покупки в киоске возле Куреневского парка, я увидел до боли знакомую упаковку с надписью «Rama». Он был популярен в конце 90-ых. Тогда много украинцев ели этот продукт вместо масла. И моя семья тоже его употребляла. Для меня это тревожное приведение тяжелых времен, что вдруг выскакивает на меня из витрины», – объясняет автор Евгений Коршунов.

Также внимание привлекает статуэтка человека с кристаллом соли. Автор, Диана Халилова, назвала экспонат «От выживших павшим».  

«Артем (тот, что красивый и бетонный, а не «коллективный») держит цветок Артемсоли (тот, что один из наибольших на планете, был), – гласит авторская подпись.

Еще, говоря о еде, как об одной из форм национальной идентичности и памяти, сейчас хочется с восторгом наблюдать за социальными сдвигами в плане очищения украинской кухни от чужеродного российского налета.

Например, из последнего. «Окрошка» наконец-то перестала быть оливье, залитым квасом, а стала полезным диетическим продуктом из локальных украинских овощей и вернулась к своему историческому названию – «киселиця».