«Живу в страхе. Уверена, любая другая болезнь переносится куда легче»

Все началось пять лет назад, когда рядовое медицинское обследование обнаружило у чемпионки мира по художественной гимнастике Татьяны Огрызко злокачественную опухоль молочной железы...

Фото: Александр Шичко, Прессбол

Ее невозможно не узнать даже со спины — такие точеные фигуры могут быть только у гимнасток. Татьяна Огрызко оглядывается, улыбается и приветственно машет мне рукой. Чемпионка мира по художественной гимнастике 1993 года, кажется, совсем не изменилась со времен своей спортивной карьеры.

И уж тем более она не похожа на человека, который только за этот год перенес уйму сеансов облучения, после которых не то что улыбаться, жить не хочется... Мы идем с ней в кафе, где не будет имбиря, с которым Таня привыкла пить чай, и потому закажем латте. А после разговора я подвезу ее к Комаровке, где Тане нужно будет купить травы — у той самой бабушки, которая знает в этом толк.

Сказала ли ей Таня? Ну, может быть, только как целительнице. А вообще она не расположена говорить о своих проблемах. И наше интервью становится возможным лишь по инициативе ее подруги, объявившей через американские сайты о сборе денег на лечение известной белорусской гимнастки.

— Пять лет назад, когда рядовое медицинское обследование обнаружило злокачественную опухоль молочной железы, мы справились своими силами, — начинает свой рассказ Татьяна. — Я могла оставить работу и спокойно лечиться. Хотя поначалу, как говорится, лежала влежку. Практически сразу же прооперировали. Потом было самое страшное — «красная химия».

Что это такое и с чем бы сравнить? Не знаю, мне кажется, похожие чувства должен испытывать наркоман — когда его ломает. Выкручивает все кости, не можешь ни спать, ни лежать, ни есть, вообще ничего. Во время этой процедуры выпадают волосы, я год в парике ходила.

Раз в три недели это делали. Только начинаешь оживать, как бах — и снова ты никакая. Этот кошмар я вообще вспоминать не хочу. Забыть бы его, как страшный сон. Потом у меня были 42 дозы облучения в Боровлянах. Затем сделали операцию — страховочную, чтобы метастазы вниз не пошли. А так как были побочные эффекты, то я загремела в 9-ю больницу. Но это нормально, потому что каждая химиотерапия заставляет вылезать новую болячку. Это я уже потом узнала.

Год еще кололи лекарство, которое подавляет рост опухолей. Вроде бы все пришло в норму. А этой весной начали болеть ребра и спина. Такое ощущение, будто получила спортивную травму. Поэтому ходила к доктору — тейпировала, кололи обезболивающее, но ничего не помогало.

Отправили меня на компьютерную томографию. Нашли пятна в ребре, в плече и в костях. Сделали точечное облучение, вроде бы боли поутихли. А потом в августе все снова начало болеть. Сделали КТ в августе — обнаружили пятно на теменной кости. Ну и опять все по новой. На днях сделаю новую томографию и буду искать клинику, где лечиться дальше.

Скорее всего, в Германии. В Берлине есть клиника, где я уже была. Она одна из лучших в Европе, во всяком случае, в ней есть аппараты последнего поколения, которых в мире насчитываются единицы. Реабилитация там другая. Да и сестра рядом, друзья...

— Как ты это все переживаешь психологически?

— Если честно, то иногда едет крыша. Мне говорят: «Таня, надо отстраниться от всего». А я не могу. Депрессивное состояние побеждает. Принимаю таблетки, потому что только они помогают как-то успокоиться. 24 часа в сутки живу с мыслью, что у меня рак — просыпаюсь, готовлю завтрак, работаю, засыпаю...

Живу в страхе. Уверена, любая другая болезнь переносится куда легче. А когда рак, ты не знаешь, на сколько хватит таблеток, как поведет себя организм завтра, что будет с детьми. У меня их двое. Старшему сыну 16, дочке восемь. Илья поддерживает меня, а Соня, кажется, не понимает даже, что с мамой происходит.

Много людей вокруг. Дают советы. Кто-то говорит: «Ай, я не боюсь смерти!» А я боюсь... Не хочется умирать, мне еще жить и жить.

— Кто тебя еще поддерживает?

— Муж, родители, семья. Рада, что Ирина Юрьевна Лепарская не забывает. Подруги у меня хорошие — из гимнастики особенно. Наташа Гринберг и Наташа Совпель. Света Савенкова, которая стояла еще в групповых в сборной СССР, придумала собирать деньги через сайт — он так устроен, что видно, кто участвует.

Если честно, не ожидала, что столько людей меня помнят. Лена Витриченко, Яна Батыршина, Амина Зарипова, Маргарита Мамун, Женька Павлина... Сестры Юркины из спортивной гимнастики. Галя Савчиц — дочка Галины Крыленко. Лена Шаматульская — она за Беларусь выступала, а потом в Москву уехала. Там много девчонок, которые были гимнастками, а теперь вышли замуж, и я просто не могу их идентифицировать под другими фамилиями. Всем им спасибо...

— Ты и сейчас не в стороне от любимого вида спорта — работаешь в клубе эстетической гимнастики.

— Да, в прошлом году мы даже ездили на чемпионат мира. Конечно, у нас занимаются непрофессионалы, поэтому и результат был не самый выдающийся. Но эта работа — скорее хобби. Деньги нужны, поэтому занята еще в одном месте. Не спрашивай, в каком, не хочу этих разговоров. Любая работа почетна и нужна.

— Две работы — не слишком ли много?

— Выхода нет. Я же бывшая спортсменка, должна быть выносливой. В спорте же всегда как было — любой нормальный врач после осмотра остается в шоке и советует закончить карьеру. А их спортивные коллеги знают, что мы никогда этого не сделаем. Травмы, переломы, разрывы — все это просто обыденность. Никого ими не удивишь, как и не найдешь ни одной абсолютно здоровой гимнастки.

— Ты тоже не слушалась советов «нормальных» врачей.

— Слишком любила гимнастику. Пусть это тяжело, но ту жизнь прожила бы еще раз — если бы был шанс начать все сначала. Хотя, знаешь, когда закончила карьеру, то отстранилась от нее на много лет. Смотреть не могла на фотографии, грамоты, медали и кубки. Сложила все в мешок и отправила на балкон, чтобы даже на глаза ничего не попадалось.

Свою Олимпиаду 1996 года впервые пересмотрела только два года назад. Достала кассету с антресолей, поплакала и положила обратно. Дети спрашивают: «Мама, где твои медали? Дай хоть посмотреть». И в самом деле... Какая я чемпионка мира, если даже этой золотой медали нет? А ее и вправду нет.

— Потеряла...

— Слава богу, нет. Чемпионат мира 1993 года проходил в испанском Аликанте, и прямо там я отдала награду Галине Александровне Крыленко. Она тогда была главным тренером сборной Беларуси и заслужила ту медаль не меньше, чем я. Считаю, правильный порыв. Но иногда мне хочется хоть на неделю попросить ее обратно — показать Илье и Соне. Хотя вроде бы некрасиво будет выглядеть. Отдала, а сейчас подарок назад просит, да?

Нормально. Кстати, не сомневаюсь, что там, в Испании, ты была уверена, что таких медалей впереди будет много. Впрочем, Олимпиада-1996 стала для белорусской сборной самым оглушительным провалом за всю историю участия в Играх.

Выступили мы с Ларисой Лукьяненко просто шикарно. Это я тебе как профессионал говорю. Но в финале многоборья нас просто задвинули подальше от пьедестала. Вот и вся история, очень типичная для такого субъективного вида спорта, как художественная гимнастика.

Судьба давала мне знак, что надо заканчивать. У меня ведь еще до Атланты случился разрыв ахиллова сухожилия. Затем, как водится, аналогичные проблемы стали появляться с другой ногой, которую пришлось в этом случае грузить по полной. Где-то года полтора после Олимпиады потренировалась и закончила. В 21 год. В то время была уже старушкой. Это сейчас чуть ли не до 30 лет на ковер выходят.

— А потом?

— Вначале, естественно, отдохнула. Потом в декрет ушла. Бизнесом успела заняться. Муж Саша помог открыть магазин в «Паркинге». Но прогорела — аренда была ужасающе дорогой, а товар мы покупали не напрямую, а у посредников. Поэтому, когда стала залезать в долги, поняла, что проект надо закрывать. Потом Соню родила, ну а затем уже и онкология эта началась.

В эстетическую гимнастику попала, считай, случайно. Все-таки в одном мире живем с бывшими «художницами». Многие из них взялись осваивать этот новый вид. Мне с детьми работать понравилось, даже очень. Уровень, конечно, слабый, как группа здоровья, но у меня такой характер — если чем-то занимаюсь, то ставлю максимальные цели. Готовимся к этапу Кубка мира, едем на чемпионат мира? Все, дети, начинаем готовиться серьезно, чтобы не опозорить страну!

Включаешься по полной программе. Душишь этих бедных девочек, приходишь потом домой и даже говорить не можешь. Падаешь на кровать. Соня просит: «Мама, проверь уроки». А у меня сил вообще никаких нет. Я ведь все сама показывала, детей растягивала, а такого рода физические нагрузки мне в принципе запрещены. Так, легкий труд, сидеть, какие-нибудь бумажки перебирать. А еще лучше гулять по лесу и воздухом дышать, как врачи рекомендуют.

Короче, занесло меня... Спина болит-болит, мостики, растяжки, составление упражнений. Нервы. Родители. Половина детей ушли в другой клуб, надо новых искать, оставшихся ведь не бросишь. Новые пришли — необходимо обучать, догонять, потому что на Кубке мира обязательно нужно выступить хорошо. Ну как хорошо — последними не оказаться.

— Не оказались?

— Нет, и даже предпоследними не стали. Что за полгода можно успеть сделать? Но девочки молодцы, боролись, упирались! Хорошая команда. Этап Кубка, кстати, тоже в Испании был, в Барселоне. Конечно, воспоминания нахлынули... Я давно уже не видела тех девчонок, с которыми соперничала. С удовольствием пообщалась бы. У нас хорошая компания была. Особенно дружила с Яной Батыршиной и Аминой Зариповой. Они такие же веселые и общительные, как и я. Никогда между нами не было соперничества, когда кто-то на кого-то косо смотрит или чему-то завидует.

С Леной Витриченко и Катей Серебрянской тоже хорошо общалась. Но у них обеих мамы — тренеры, поэтому особенно не раскрепостишься на банкете после соревнований. А вот для нас это был тот самый вожделенный миг, когда можно было дать себе наконец возможность покушать все, что душе угодно, не думая, что завтра надо вставать на утреннюю тренировку...

Девчонки наши вообще молодцы, особенно Амина. Тренер Маргариты Мамун — олимпийской чемпионки, звучит же!

У россиянок всегда были хорошие гимнастки. Когда я уже уходила, начинала зажигаться звезда Алины Кабаевой. Даже после первых ее стартов было видно, что в художественной гимнастике появляется новый лидер, которая произведет в ней переворот. Чувствовалась в этой маленькой девочке, которая всем без исключения нравилась, какая-то непобедимая сила.

— Представляю, с каким умилением ты разглядываешь фотографии, сделанные в 90-е.

— Вообще не смотрю. Недавно был этап Кубка мира, попросили, так вот нашла коробку, отнесла. Надо будет забрать. Знаешь, те воспоминания для меня и светлые, и болезненные одновременно.

Смотришь на ту семнадцатилетнюю Таньку и понимаешь, что она была глуповатая, дурноватая, вдобавок еще и ленивая. Ей бы мою сегодняшнюю голову, и она сделала бы куда больше, чем смогла тогда. Но это нормально для взрослого человека. То же самое я пыталась донести до своих девочек, с которыми мы готовились к «миру». Что работать надо здесь и сейчас, по максимуму. И затем будете испытывать от этого кайф. А если что-то зажмете, то потом сильно пожалеете.

Вспоминаю себя: я же во время карьеры замуж вышла, такого, по-моему, еще не бывало в художественной гимнастике. Надо тренироваться, а у меня в голове совсем другие мысли. Как сорваться быстрее к любимому. Сделаешь страдальческий вид, мол, что-то болит, не могу больше. Отпустят — и ты счастлива, что быстрее освободилась. Ох, какая же глупая...

Хотя, наверное, так поступают все молодые девочки, которые по восемь часов в день сидят в зале. Им всем очень хочется вырваться на свободу, увидеть другую жизнь. А получается, что та, с ежедневными двухразовыми тренировками, во время которых клянешь все на свете, и была лучшей и самой счастливой ее частью...

— Тебе всего сорок. Можно все наверстать.

— Можно. И я постараюсь, конечно. Если буду жить.