Юрий Яковлев: «Доносы на меня писали по всем адресам»

В минувший уик-энд стало известно о смерти знаменитого актера Юрия Яковлева. Зрители помнят его как Ипполита из «Иронии судьбы», поручика Ржевского из «Гусарской баллады», инопланетянина Би из «Кин-дза-дза», царя и управдома из «Иван Васильевич меняет профессию»… «Салідарнасць» публикует архивное интервью, в котором Юрий Яковлев рассказал, кем работал в американском посольстве, как чудом не погиб полвека назад и чем его жена похожа на агента ФСБ.

«Щегольский шейный платок, элегантная тросточка, прямая спина и бархатный голос, от которого до сих пор у поклонниц кругом идет голова и подгибаются ноги: таким сегодня предстает перед публикой народный артист СССР, лауреат двух Госпремий (Союза и России) и просто суперстар Юрий Яковлев», — писал в 2011 году Дмитрий Гордон, главный редактор еженедельника «Бульвар Гордона». —«За 60 с лишним лет Юрий Яковлев сыграл на сцене Театра имени Вахтангова около 70 ролей, снялся в таком же количестве фильмов (среди которых добрый десяток советских кинохитов) и при этом не знал ни одного провала.

Разумеется, без подпитки любовью его романтичная натура чахла и засыхала, поэтому женщинами Яковлев увлекался часто, безоглядно и не просчитывая последствий. Он признавался со смехом: «В молодости я влюблялся и тут же женился, влюблялся — женился... С годами понял, что жениться не всегда обязательно, хотя, чего уж греха таить, перед красивыми девушками до сих пор устоять не могу». Не зря же, я думаю, в его роли престарелого Казановы, сыгранной в Театре Вахтангова, некоторые критики усмотрели явные биографические параллели...»

«У МЕНЯ БЫЛА НАЧАЛЬНАЯ СТАДИЯ ДИСТРОФИИ, ПРИШЛОСЬ ДАЖЕ НА ВТОРОЙ ГОД В ШКОЛЕ ОСТАТЬСЯ — НИ МОЗГ, НИ ОРГАНИЗМ НЕ РАБОТАЛИ»

— Недавно я с удивлением прочитал, что в юности вы работали в гараже посольства Соединенных Штатов Америки — заправляли машины...

— Точно, причем если поначалу лишь заправлял, то со временем мне уже доверяли мелкий ремонт...

— Как, если не секрет, вы там оказались?

— Так получилось... Когда в 43-м мы вернулись из эвакуации в Москву, жили довольно бедно: на мамину зарплату (она была медсестрой) еле сводили концы с концами. У меня, вообразите, была начальная стадия дистрофии, мне пришлось даже на второй год в школе остаться — просто не было сил учиться. Не было, да — ни мозг, ни организм не работали, а тогда за учебу в старших классах нужно было еще платить...

Из школы, короче, пришлось уйти, но, чтобы поступить в вечернюю — рабочей молодежи, — надо было трудоустроиться, а куда, кто меня в 16-17 лет возьмет?

Слава Богу, какие-то нашлись знакомые, которые работали в «Бюробине» — бюро обслуживания иностранцев (так раньше «Интурист» назывался), и через эту компанию меня, поднатужась, определили в гараж при посольстве США на Спиридоновке — помощником к двум американским механикам. Ребята классные были — благодаря им я стал в технике разбираться, сел за руль и вожу до сих пор. В моем распоряжении был джип «виллис» — я к вечерней школе на нем подъезжал, катал друзей и подруг и, в общем, самым счастливым был человеком.

— Наши органы вас завербовать не пытались, не требовали докладывать, что в гараже происходит?

— Представьте себе, нет, хотя много раз замечал слежку — под моими окнами «топтуны» так называемые стояли.

— Вы, насколько известно, в Московский институт международных отношений поступать собирались...

— Да, по примеру старшего брата. Мне были интересны его разговоры с товарищами, учебники по истории дипломатии, праву, только МГИМО тогда еще не существовало — это был факультет международных отношений МГУ.

— Что же заставило вас стать студентом Шукинского училища при Театре Вахтангова?

— Поверите? Сам не знаю. Вдруг как-то дернуло, стукнуло по голове: «Ну что я там, в МГУ, буду делать?», и я понял: призвание мое — актерство. Это был спонтанный, абсолютно непредсказуемый внутренний толчок, сигнал свыше.

— Во ВГИКе тем не менее вас забраковали.

— «Некиногеничен» сказали, «особых способностей не заметно», но я не поверил, что безнадежен, и отнес документы в Щукинское...

— Дальше почти детективная история — говорят, возглавлявший приемную комиссию или просто входивший в ее состав Этуш якобы вас огорошил: «Молодой человек, идите — вас ждут фабрики и заводы»...

— (Смеется).

— Беседуя с ним, я спросил: «Действительно ли вы Юрию Яковлеву так отказали?», на что он ответил: «Да ладно, это все байки, такого не помню»...

— Было дело, но вокруг этого столько уже накрутили... Авторство этой фразы не Этушу принадлежит — он Серафиму Германовну Бирман лишь процитировал, которая одного из абитуриентов во время чтения отрывков забраковала (подражает ее голосу): «Молодой человек, вас ждут заводы».

— Этуш не разглядел в вас таланта?

— Ну, это же лотерея...

— Все-таки?

— Разглядеть что-либо сложно, особенно после читки. Умение продекламировать стихотворение, басню или прозу ничего ровным счетом не значит — разве что человеческие качества какие-то можно почувствовать. Я вот одно время в состав приемной комиссии входил, так вот, отбор — это чистая интуиция, а то, что абитуриенты читают, вообще полная мура.

«У ТАКИХ ЛЮДЕЙ МЫСЛИШКА ВПЕРЕД УБЕГАЕТ»

— Прогресс, как известно, все-таки существует, все вперед движется...

— ...а как иначе?

— ...и режиссеры, казалось бы, становятся изощреннее, профессиональнее, а смотришь сегодня «Иван Васильевич меняет профессию» и понимаешь: комедия на века. У вас такое ощущение есть?

— Это, в общем-то, культовая картина, знаковая, и это не я так ее назвал, а зрители, пресса.

— Сложно было играть две роли одновременно?

— Непросто — сначала надо было найти ключик. Я исходил из того, что это два совершенно разных, диаметрально противоположных характера.

Царь Иван Грозный должен быть величавым, статным — хотя о нем тоже легенды разные ходят. Споры идут исторические, литературные, искусствоведческие — какие угодно — о том, что на самом деле Иван Грозный из себя представлял, и что такое его маска...

— ...и зачем он убивает своего сына, да?

— Для меня, например, это разные вещи, и когда я искал этот ключик, перед глазами стоял Николай Черкасов в фильме Эйзенштейна «Иван Грозный», потому что созданный им образ полностью соответствовал моим представлениям об этом неоднозначном, естественно, персонаже. Как ни крути, я хотел позаимствовать у Николая Константиновича какие-то черты, чтобы показать царственность моего героя, при этом не забывая, что сценарий-то комедийный. Значит, во что бы то ни стало требовалось какие-то юморные находить краски...

Мой Грозный, я понял, должен быть не только царствен, но еще и смешон, потому что юмор Булгакова, чья пьеса в основу этого фильма легла, воистину бесподобный...

— ...многослойный...

— Да, а что касается Ивана Васильевича Бунши, то тут требовались абсолютно иные краски: совсем ничего героического. Самый обыкновенный управдом — неотличимый от тех жэковских работников, с которыми мы сталкиваемся каждый день. Разумеется, я пытался придать ему какие-то комедийные черты: он шепелявит, изъясняется скороговоркой — у таких людей мыслишка вперед убегает, вот они и стараются побыстрее, пока не ускользнула, ее высказать. Нужно было показать, что Бунша похож на Ивана Грозного только внешне, а в остальном — абсолютно другой.

— У комедии «Иван Васильевич меняет профессию» счастливая судьба, но ей и не снилась та фантастическая народная любовь, которая выпала на долю «Иронии судьбы, или С легким паром!». 36 лет, из года в год, под салат «оливье» русскоязычные зрители смотрят его в новогоднюю ночь едва ли не на всех телеканалах во всех уголках планеты, а это правда, что на роль Ипполита сначала был утвержден Басилашвили?

— Правда.

— Почему же он так и не снялся?

— Семейные неприятности помешали — умер отец. Театр его, БДТ знаменитый, был тогда на гастролях, Олега и там заменили...

— Почему Ипполит — человек вроде бы отталкивающий, малоприятный — пользуется в народе такой популярностью?

— Да нет, почему же отталкивающий? Конечно, характер у него, так сказать...

— ...не сахар...

— ...немножко ортодоксальный, холодноватый...

— Не ваш?

— Не-е-ет (смеется) — такой образ нужно было сыграть...

«В АНОНИМКАХ ПИСАЛИ, ЧТО КАК АКТЕР Я НЕСОСТОЯТЕЛЕН, ЧТО МНОГОЖЕНЕЦ — У МЕНЯ ТРЕТЬЯ ЖЕНА, ЧТО УВЛЕКАЮСЬ АЛКОГОЛЕМ, КРУЧУ РОМАНЫ...»

— Как и тысячи других семей, от сталинских репрессий пострадала и ваша, а это правда, что ваш дядя был ближайшим помощником Кирова?

— Да, а его арестовали в 37-м, и, по моим сведениям, перед самой войной, в 41-м, он был расстрелян. Спустя много лет, в 60-х, я случайно увидел его в кинохронике — он сидел в президиуме какого-то заседания в первом ряду рядом с Кировым. Я его сразу узнал... Попросил отмотать пленку назад, потом стоп-кадр сделали, и никаких сомнений уже не осталось.

После дядиного ареста маму немедленно попросили с работы — директор кремлевской столовой, где она служила диетсестрой, по-дружески посоветовал: «Олечка, срочно пишите заявление, а то все плохо кончится», и сестра Климента Ворошилова устроила ее медсестрой в поликлинику Высшей партшколы при ЦК КПСС. Совершенно странным образом нас не тронули, а ведь почти все мои родственники тогда погибли: кто-то сосланным в Казахстан умер, кто-то в тюрьме...

— В ту пору доносили друг на друга при малейшей возможности, и особенно любили это занятие в среде творческой интеллигенции...

— Не столько любили, сколько время такое было...

— С другой стороны, с помощью подметного письма можно было безболезненно устранить наступающего на пятки...

— Конечно.

— Скажите, а в театре доносы, может быть, анонимки на вас строчили?

— Писали по всем адресам: и на «Мосфильм», и в Министерство культуры, и я даже знаю, кто.

— Это хорошие были актеры?

— Да нет, как правило, ниже среднего — поэтому и... Много играя на сцене и снимаясь в кино, я никогда не ощущал зависти или откровенной неприязни, но жизнь преподносила порой неприятные сюрпризы.

Помню, когда выдвинули на звание народного артиста СССР, мое «дело» надолго застряло в райкоме партии, через который проходили все наградные документы. Оказалось, его придержали из-за того, что из театра пришло анонимное письмо, подписанное: «Вахтанговцы», где объяснялось, почему я недостоин звания.

— И что вам вменяли в вину?

— Утверждали, что как актер я несостоятелен, что многоженец — третья жена у меня, причем от первой ушел перед самым рождением дочери, что увлекаюсь алкоголем, кручу романы... Много чего плохого там было, но, думаю, вряд ли на этом стоит внимание заострять.

Больше всего меня тогда поразило, что эти люди долгие годы со мной здоровались, улыбались, выпивали, шутили. Конечно, с кем-то из авторов этого послания отношения я порвал, но с некоторыми приходилось контактировать по работе.

В «Гусарской балладе» и «Кин-дза-дза»

— Смотрю на вашу обворожительную улыбку и представляю, сколько женских сердец вы разбили...

— Ой, многовато (смеется). Шучу, конечно.

— Это правда, что в молодости вы были большим ловеласом?

— Ни в коем случае — ни ловеласом, ни ухажером, ни сердцеедом я никогда не был: мне просто нравились женщины, приятно было на них смотреть...

— Вы как-то обреченно это сказали...

— Просто так, из спортивного интереса, боль причинить им не мог: по моему внутреннему убеждению, женщина — это какое-то очень близкое существо...

— Понятное или до сих пор неразгаданное?

— Я все делал, чтобы понять, что же она представляет, но мне это так и не удалось.

— Автор сценария фильма «Гусарская баллада» Александр Гладков подаренную вам свою пьесу подписал так: «Никогда не поздно, милый Юрий Васильевич, открыть в себе гусара» — вы его советом воспользовались?

— В какой-то степени...

С дочерью Аленой, сыновьями Антоном и Алексеем

— Свою первую жену, студентку мединститута Киру Мачульскую, у ее тогдашнего жениха вы буквально отбили, но брак по большой любви дал трещину. Почему, если не секрет, вы расстались?

— Больше, наверное, я виноват, хотя и Кира была не святой. Что интересно, мы развелись не тогда, когда делили одну комнату с Кириными родителями, перегородив ее шкафом, и вся наша жизнь проходила под неусыпным руководством Кириной матери, комментирующей все происходящее, как акын, который что видит, то и поет.

Впрочем, я был впервые женат, влюблен и озабочен здоровьем супруги, у которой после свадьбы открылся туберкулез. Мой отец был против этого брака: жена тебе, дескать, нужна здоровая. Из-за этого мы с ним два года не разговаривали, а для Киры он так и остался ненавистным человеком.

Потом мы получили квартиру на проспекте Мира, я купил на заработанные в кино деньги первую машину «москвич»... Конечно, моя беспросветная занятость, частые отъезды на гастроли и съемки не очень укрепляли семью.

— Болезнь жены долгое время мешала вам завести детей, а когда она, наконец, забеременела, вы уже были влюблены в дочь великого Аркадия Райкина Екатерину, которая тоже от вас ждала ребенка...

— Вы все знаете... (Грустно). Ну что ж...

— По-мужски замечу: вы попали в такой переплет — не позавидуешь. Как из него вышли?

— Выход из любого положения есть — надо просто искать... Кира подала на развод, Алена родилась уже без меня.

— Вы при этом терзались?

— А как же! Конечно, переживал, метался между Кирой и Катей и по сей день сожалею, что столько им доставлял огорчений, — мне это всегда претило, было неприятно и больно. Ну не умею я, не научился тянуть резину: если разрывать, то сразу, потому что это очень мучительно.

— С первой женой вы в результате порвали?

— Нет — до сих пор общаюсь.

— Екатерина Райкина была до вас замужем за прекрасным актером Михаилом Державиным...

— Да, но, знаете, начиналось у нас как-то невинно. Мы были партнерами по спектаклю «Дамы и гусары», по сюжету мой Майор влюбляется в молоденькую Зосю, решает жениться, но вовремя понимает, что ему слишком поздно.

Катя в роли пани Зоси была очаровательна — кокетливая, заманчивая, лукавая, и однажды на гастролях в Болгарии, которые полтора месяца длились, я сдался. Разумеется, об этом вскоре узнали в театре, сообщили жене...

Катю мне упрекнуть не в чем — она любила меня по-настоящему, а вот с моей стороны, каюсь, было ощущение какой-то искусственности нашего союза из-за того, что грызло чувство вины: Кира не могла долго родить, теряла детей и именно теперь, когда появилась долгожданная дочь, осталась одна. Наверное, женское чутье что-то и Кате подсказывало, во всяком случае, спокойной, уверенной в нашей будущей жизни она не была...

— Говорят, к вашей третьей супруге Ирине, с которой вы вместе около 50 лет, клинья подбивал лично Рубен Симонов...

— Даже не пытался, это, скорее, она (смеется)... По профессии Ирина театровед, окончила ГИТИС и работала директором музея Театра Вахтангова, и в то время каждая репетиция начиналась с крика помрежа: «Ирина Леонидовна, спуститесь в зал — Рубен Николаевич без вас не начинает!».

Разумеется, она отвечала всем требованиям Симонова и по внешности, и по длине ног, но настаивал он на ее присутствии под другим предлогом. Ирина была этаким талисманом и помощником — она должна была записывать все его указания и ремарки, поскольку секретаря у главного режиссера не было. Он сажал ее рядом, и Ирине работа с ним доставляла радость, но справедливости ради скажу: и на Рубена Николаевича ее соседство действовало благотворно, и он получал удовольствие...

— ...эстетическое...

— Наверное. Многие актеры с интересом наблюдали за ней, сравнивая силы свои и главного режиссера, хотя знали: она замужем, у нее сын. Я дальше пошел: зачастил в музей, но покидать семью из-за очередного увлечения не собирался...

Едва начался наш роман, Ирина ушла от мужа — обманывать не смогла, и я в какой-то момент, после разговора с Катей, понял, что не смогу с Ирой расстаться. Нас обсудили, некоторые осудили, а жена Миши Ульянова Алла Парфаньяк презрительно бросила мне: «Я бы в разведку с тобой не пошла».

— Симонов, когда вы Ирину увели, расстроился?

— Не расстроился, но...

— ...обозлился?

— Ну, черная кошка между нами все-таки пробежала. Вернее, маленький котенок (смеется) — он к тому же демонстративно перестал звать Иру на репетиции. Ну, это еще женская половина театра посудачила о «рыжей стерве», мужская мне позавидовала...

Все долгие годы, что мы живем вместе, Ира — моя опора, мой жизненный стержень. Борцовскими качествами, умением пробиваться, защищаться от несправедливого, а часто и подлого, я по природе не отличаюсь, а она обладает силой характера и способна в нужный момент защитить, оградить от проблем, что часто мне необходимо. Я сравниваю ее с агентом ФСБ — она знает каждый мой шаг, но на многое может закрыть глаза.

«ВЗГЛЯНУВ НА МОЮ ИСКОРЕЖЕННУЮ МАШИНУ, САНИТАРЫ ИЗ «СКОРОЙ ПОМОЩИ» ПЕРВЫМ ДЕЛОМ СПРОСИЛИ: «А ГДЕ ТРУПЫ?»

— Это правда, что вы несколько раз попадали в аварии, которые могли закончиться крайне трагично?

— Дважды, а первый раз это случилось в мае 1961-го — за полгода до рождения сына Алеши. Мы с женой Катей отправились на гастроли в Ленинград, я сел за руль после бессонной ночи, а тут еще однообразная прямая дорога, тишина в салоне...

Кажется, на секунду закрыл глаза, а когда их открыл, увидел, что мы на скорости несемся куда-то вбок. Я судорожно стал выворачивать руль, машина на левые колеса встала, потом свалилась в кювет...

При первом перевороте открылась задняя дверь и вылетела Катя, при втором — вылетел уже я. Очнувшись, понял, что лежу в воде, а вокруг какие диковинные растения плавают (при ближайшем рассмотрении они оказались моими собственными галстуками, выпавшими из чемодана), а рядом работал двигатель стоящего на крыше автомобиля и валил густой дым.

Подполз я к рулю, выключил зажигание... Жена спала крепким сном и, к счастью, почти не пострадала, а у меня было сотрясение мозга и трещина в ключице. В целом еще легко отделались, потому что, взглянув на искореженную машину, санитары из прибывшей «скорой помощи» первым делом спросили: «А где трупы?».

В общем, это был мой второй день рождения — все могло печально закончиться, но обошлось. Меня будто хранил кто-то и одновременно предупреждал, как ничтожно мала граница между жизнью и смертью и как надо благодарить Бога за оставленные мне дни…