Врач из «черного списка»: «Если вы выедете за пределы Минска – в любой поликлинике увидите постапокалипсис»

Все фото из личного архива собеседника

Рустам Айзатулин и до 2020 года не был аполитичным человеком. Еще в студенческие годы интересовался политической ситуацией в стране и независимыми кандидатами.

— Человек, способный мыслить, делает выводы, — говорит Рустам. — И десять лет назад было видно, что никаких цивилизованных перспектив с руководством этой страны нас не ждет, потому что их обещания оставались обещаниями на протяжении десятилетий. В августе точка невозврата была пройдена, и люди, которые сомневались, перестали это делать.

Рустам Айзатулин больше десяти лет работал в РНПЦ травматологии и ортопедии, занимался недоношенными младенцами, консультировал детей с нейромышечными и другими редкими заболеваниями. Он участвовал в акциях против насилия и маршах солидарности, открыто высказывал свою позицию о происходящем в стране в Фейсбуке.

— После комментария с посылом в адрес силовых структур «не обращаться ко мне за помощью» мне поступали звонки и сообщения с угрозами, — вспоминает врач. — Но мне нечего бояться. Я за годы работы ничего крамольного не сделал. Если были спорные ситуации с пациентами — всегда просил помощи коллег для совместного решения проблемы.

В ситуациях, когда помочь в силу своей специализации или знаний не мог — перенаправлял к другим специалистам и всегда признавал свои ошибки.

Имея знакомства в различных сферах и органах, за помощью ради своей выгоды не обращался. В очередях сидел, как и все. Так что упрекнуть меня в этом плане не в чем.

В одной из таких переписок с человеком, который якобы представляет силовые структуры, я предложил встретиться лично и обсудить накопившиеся ко мне вопросы, претензии и недовольство моим поведением. От встречи человек отказался и конфликт был исчерпан. Наверное, в любой ситуации надо просто оставаться человеком.

Рустама уволили по истечению срока контракта. Руководство центра отказалось с ним встречаться.

— Коллеги собирали подписи в мою поддержку. За смелость я им очень признателен. После того, как письмо попало к директору, было озвучено: если подписи попадут куда-либо еще, подписавшиеся будут уволены.

Сейчас врач работает на полставки в 3-й городской детской клинической больнице Минска и продолжает консультировать благотворительные проекты «Геном» и «РАНО». Пока интервью готовилось к публикации, Рустам Айзатулин уволился в знак солидарности с уволенным главврачом больницы Максимом Очеретним.

— Недавно глава Минздрава Дмитрий Пиневич рассказывал о том, как планируют возвращать наших медиков, которые уехали за рубеж. По словам главы ведомства, первым пунктом в списке мер — уровень заработной платы. Он заявил, что сейчас средняя зарплата почти соответствует среднеевропейским показателям.

А я слышала о том, что заведующему отделением реанимации платят 1800 рублей, а у интерна зарплата не более 800. Не сравнить с европейскими заработками. В Литве, например, в конце прошлого года средняя зарплата врачей до вычета налогов составляла 2448 евро, медсестер — 1229 евро.

— Точно могу сказать, что уровень оплаты труда далек от идеала и от озвученных Минздравом данных. У медработников сейчас зарплаты значительно просели, потому что во многих медцентрах стали снижать надбавки за высокотехнологические операции, за операции высокой сложности, за работу с кровью, интенсивность работы, ночные дежурства, за переработки, консультации, выезды и так далее.

Сейчас медики не избалованы деньгами. Врач экстренного стационара, который работает в отделении полный рабочий день и проводит операции, а кроме того, работает на полставки в приемнике, консультирует пациентов, возможно и будет получать что-то достойное, но далекое от идеала.

Если взять врачей, которые работают первый год, ситуация еще плачевнее. Можно сравнить их зарплаты с заработком обвальщика мяса на рынке.

У меня есть коллеги, которые после нескольких лет работы в стационарах, покупают продукты и вещи на скидках. К этому можно отнестись с долей скепсиса и юмора, но жить это не помогает.

…А в каких условиях работают люди, когда новое оборудование не закупается, некоторым стационарам приходилось экономить даже на масках, шапках и перчатках.

Не будем даже брать высокоточную аппаратуру, например, УЗИ-аппараты 20-летней давности. По факту они есть и хорошо, но работать на них практически невозможно. Точность исследования падает в разы, тем более, в некоторых случаях это не просто УЗИ-скрининг, а точный метод исследования.

Конечно, смена идет, но это происходит очень медленно. Знаю случаи, когда аппаратура закупалась одна, а анализаторы совсем другие. Это не такая уж и редкость в нашей системе здравоохранения.

На сто процентов уверен, что, если бы проверки медучреждений Минздравом проводились так, как надо, везде вылазило бы вот это. И если бы кто-нибудь из врачей встал и сказал: «Извините, у нас творится полнейшее г**но», возможно, это бы и изменило ситуацию. Либо привело к тому, что проверки и закупки делались бы совместно с теми людьми, которые работают с пациентами.

Если вы выедете за пределы Минска, в любой поликлинике увидите постапокалипсис. Достаточно просто точечно ткнуть в любую точку карты РБ, приехать туда и увидеть это воочию.

…Лет пять назад мы с супругой останавливались в польском городке на границе с Чехией. Разговорились с хозяином дома, который рассказал, что ему недавно сделали операцию — пластику крестообразной связки.

Я удивился. Оказалось, в городе с населением 20 с лишним тысяч человек есть КТ-аппарат, МРТ и операционная, где проводят высокотехнологические операции. У нас в областном центре не всегда это сделают.

В основном система сейчас держится на людях инициативных, энтузиастах, настоящих честных и преданных фанатиках своего дела. Но и эти люди потихоньку задумываются о том, что происходит, и покидают родину.

Когда встречаю людей, которые свято верят тому, что говорят в телевизоре, я даже в диалог не хочу вступать, потому что это бесперспективно. Лучше за это время сделать что-то хорошее для своей семьи или того, кто тебя понимает.

Среди моих друзей и знакомых медиков многие уезжают либо собираются покинуть родину. Их манит не только перспектива хороших заработков.

Многие уезжают для того, чтобы себе обеспечить стабильную, свободную и не зависящую от всего, что здесь творится, жизнь. Для того, чтобы обеспечить надежду на будущее своих детей.

Мы все — дети наших родителей, которые воспитывали нас хорошими, честными, интеллигентными людьми. Мы выросли и пытаемся по таким же принципам растить наших детей, но за эти три поколения ничего не меняется ни во власти, ни в отношении верхушки вертикали к тому, кто стоит ниже.

Абсолютно никаких перспектив в развитии ни в социальном, ни в материальном, ни в моральном нет у меня и не будет у моих детей, если мы тут что-то не поменяем или хотя бы не будем услышаны.

Если мы тут ничего не можем поменять в течение 26 лет, то смысл тут оставаться? Когда есть прекрасная возможность поменять жизнь своей семьи за пределами Беларуси. Поэтому люди будут уезжать.

Причем уезжают действительно те, кто знает, понимает, умеет и хочет чего-то достичь. К сожалению, уезжают настоящие профессионалы и вернуть их перспективой якобы европейских зарплат невозможно. Зачем возвращаться, когда у тебя нет социальных гарантий твоего существования?

На мой взгляд, то, что сейчас происходит в Беларуси, можно сравнить с периодом 1917-1937 годов в Советском Союзе, когда интеллигенция покидала страну, а те, кто остались, в том числе и медики, попали под репрессии 1937 года.

— Вы для себя нашли ответ, почему не уехали?

— Я не собирался уезжать, но после некоторых событий отправил в несколько польских клиник свое резюме, и мне достаточно тепло ответили.

Это оказалось очень неожиданно и приятно. Сейчас держит только не очень хорошее знание языка. Учу его сейчас хотя бы для общего развития, ну и для того, чтобы не дать себе засохнуть.

А что нас тут держит? Какие перспективы ждут меня после того, как приказом сверху я был выставлен из РНПЦ, где проработал 10 лет? Никаких жалоб и выговоров не было. Были тысячи благодарных пациентов. Меня здесь ничего не держит.

— Недавно вы писали о том, что появилась вакансия травматолога-ортопеда в РНПЦ. И вы пробовали устроиться, но вас не взяли. Это была шутка?

— Нет, не шутка. Это ставка в консультативном отделении, там некому практически работать. Они сначала согласились, а потом, когда узнали кто я, сразу сказали «нет».

Для того, чтобы консультировать и вести прием в главном ортопедическом учреждении страны, одного года стажа работы, как прописано в вакансии, недостаточно. Тут даже 10 лет опыта будет мало.

— Среди медиков сегодня больше сторонников перемен или «ябатек»? Или тех, кто сомневается и не определился с позицией?

— На мой взгляд, среди медиков — треть активных сторонников, жаждущих перемен, треть тех, кто не проявляет активности, выжидает, но желает перемен. Этим людям чужды совковые доведенные планы и безобразие, которое творится.

И треть — это те люди, которые занимают должности, имеют влияние, и те, кто не понимает, зачем перемены, когда и так хорошо. Перемены приведут к тому, что они, возможно, что-то потеряют. Но это в основном люди старшего поколения.

— Что мы можем сделать для того, чтобы остановить репрессии?

— Вопрос сложный, риторический. Мне кажется, что медики сделали многое, выстраиваясь в цепи солидарности, ставя условия руководству, увольняясь из медучреждений, выходя из провластных профсоюзов и вступая в независимые, участвуя в маршах протеста.

Сообщество медработников активно проявило себя, показало, что люди в белых халатах небезразличны и подавляющее большинство против того, что сейчас творится в стране. Если бы такая гражданская активность была у других госучреждений, думаю, что совместно, возможно, что-то бы получилось, а так мы имеем сейчас то, что имеем. К сожалению, нас как не слышали, так и не слышат.

Все, что я сказал вам в интервью — это моя точка зрения, которая может радикально отличаться от мнения большинства. Я готов к конструктивному диалогу, свободу слова пока никто не отменял. На правду в нашей стране всегда смотрели искоса, и вполне возможно, что после этой публикации окажется, что это я развалил какой-нибудь колхоз, из-за меня не растет кокос и не доятся коровы. Но я готов и к этому.