Филин

Ирина Дрозд

Турарбекова: «Неужели те, кто собирается возвращаться, не читают новостей? А как же инстинкт самосохранения?»

Какой сигнал посылает белорусский режим, приглашая домой политэмигрантов?

Пока правитель Беларуси с генпрокурором обсуждают формы и методы работы комиссии, которой предстоит встречать якобы желающих вернуться на родину, сами вынужденные эмигранты дискутируют о мотивах властей.

Историк и политолог Роза Турарбекова считает, что главной целью данного «жеста доброй воли» стало вовсе не желание увидеть массовое возвращение высокопрофессиональных специалистов, дефицит которых сейчас наблюдается абсолютно во всех сферах. Собеседница Филина аргументированно объяснила свое мнение.

— С моей точки зрения, на первом месте здесь все-таки пропагандистский эффект, — говорит Роза Турарбекова. — Не думаю, что власти всерьез рассчитывают на массовое возвращение.

Предполагаю, что некоторая степень адекватности хотя бы у кого-то из них присутствует. Потому что, прежде чем принимать такое решение, наверняка, была проведена какая-то аналитическая работа, составлено обоснование. Что и позволило им пойти на такой пропагандистский шаг.

Таким образом демонстрируется «добрая воля» государства. Далеко не все ведь будут вникать в детали, как мы с вами, люди, которые следят за этим все время и для которых это вопрос не праздный.

Со стороны это может смотреться следующим образом: все-таки Лукашенко не такой уж и диктатор, все-таки он думает о том, что столько людей уехало. И все это широко анонсируется. И все дипломаты пишут отчеты, и в этих отчетах отражено то, что, в частности, белорусский правитель выступил вот с такой инициативой. Может, он не совсем и плохой.

В первую очередь, данная пропаганда ориентирована на внешнее употребление. Также она имеет и внутреннюю аудиторию. Для сторонников Лукашенко, которые таким образом фиксируют свою «победу» над теми, кто убежал, это такой широкий жест —комиссия, которая позволяет вернуться.

То есть этот месседж был направлен разным аудиториям. И мы должны отделять здесь пропагандистскую функцию от той,  которую якобы они закладывают реально, — само возвращение.

Якобы они действительно считают, что в результате создания этой  комиссии люди будут получать разъяснения и со спокойной душой возвращаться назад домой.

— Неужели они совсем на это не рассчитывают?

— Надо быть готовыми к тому, что такие случаи будут, их будет не много, но они будут. И это станет следующей волной пропагандистской кампании: комиссия работает, кто-то вернулся,  дальше будет приписывание масштабов возвращения.

Все с целью, чтобы создать позитивный образ режима. Речи о решении проблемы массовой миграции не идет. Кто-то считает, что они, дескать, озабочены тем, что уехало такое количество  специалистов, в частности, врачей и т.д.

Но я бы этот мотив поставила на пятое место. Не думаю, что их это реально беспокоит. Специалистов, которые обслуживают лично их и их родственников, хватает. А то, что их не хватает для всего остального населения, вряд ли их заботит.  

Вряд ли их интересует массовое возвращение профессиональных высококвалифицированных специалистов, даже врачей. Я вынуждена напомнить, какое было отношение власти к обществу во время ковида. Мне кажется, это и есть реальный ответ на вопрос об их истинных мотивах.  

Разве с тех пор что-то изменилось? Честно говоря, ужасаются ли они от результатов своей политики, сказать сложно. Можно предположить, что созданием этой комиссии они отчасти признают проблему.

Но, скорее всего, это очередной пропагандистский шаг, чтобы закрепить себя в роли страны или правительства, которое, во-первых, не воюет, что широко подчеркивается, и, во-вторых, проявляет такую милость, пытается обеспечить гарантии безопасности тем, кто хочет вернуться.

Создается такой образ, такой имидж. На самом деле, когда люди, не погруженные в белорусскую повестку, читают новости, они видят все поверхностно. Это только мы с вами прекрасно понимаем, что речь идет совершенно о другом, никто ничего гарантировать не собирался.

Ведь в сам анонс не выносится покаяние и прочие условия для возращения, не выносится то, какая часть людей вообще не будет прощена ни при каких обстоятельствах.

Все уточнения, которые говорил генеральный прокурор Швед, для внутреннего употребления, а общий посыл такой позитивный. И это чистая пропаганда.

— Судя по выводам, которые вы сделали, вы не советуете  поддаваться на эти уговоры?

— Я вообще считаю достаточно странным, что такой вопрос у кого-то возникает. Здесь должен срабатывать инстинкт самосохранения. Неужели те, кто собираются возвращаться в страну, не читают новостей?!

И я не должна говорить категорически, возвращаться кому-то или нет. Каждый человек сам несет ответственность за свою жизнь и свободу. Он должен принимать решения, исходя из собственных соображений.

Но я могу предупредить, что ситуация никоим образом не стабилизируется и не улучшается, она только ухудшается, поэтому риски очень высоки. И люди, которые раздумывают, должны принимать это во внимание.

Возможно, когда мы научимся, наконец, нести ответственность за свою жизнь и свободу сами, не рассчитывая на чью-то добрую волю, наверное, тогда переродимся окончательно. 

— Уже была одна кампания, связанная с помилованием, но тогда речь шла о политзаключенных, людях, которых лишили свободы за гражданскую позицию. Их пытались уговаривать и по-хорошему, письмами Воскресенского, и применяя всевозможные жуткие способы давления.

Тем не менее прецедент создать не удалось. Массово вышедших по помилованию политзаключенных мы не увидели. Это с одной стороны. А с другой, были люди, пусть и не много, кто вынужден был писать эти прошения по состоянию здоровья или другим каким-то крайним обстоятельствам, однако даже из них почти никто не вышел.

Чем та акция отличалась от этой?

— Тогда был другой контекст развития событий. Та кампания  затевалась, чтобы снять проблему политзаключенных в массовом порядке с целью предотвращения санкций. Такова моя гипотеза.

Кроме того, началась она еще, когда были протесты. Не исключено, что таким образом хотели и снизить протестные настроения, сбить эту волну.

Но организовать ту кампанию не удалось, они не смогли заставить большой процент людей подписать прошения о помиловании. Возможно, также определенную роль сыграл и психологический момент, связанный с тем, что Лукашенко вообще-то не из тех, кто прощает. Он не простит. Ну и санкции все-таки ужесточались.

Но, в целом, все это свидетельствует о логике эволюции режима —из авторитарного в тоталитарный. При тоталитарном режиме  массовые помилования принимались только в отношении уголовников.

Политзаключенных могли спасти либо в результате  переговоров, либо в результате изменений политической ситуации в стране, качественных изменений. То же самое касается и людей, которые бежали из страны по политическим мотивам.

И если вернуться к теме создания этой комиссии и посмотреть на нее чисто с политической точки зрения, то даже учтя весь пропагандистский контекст, я ее, как и много других действий белорусского режима в последние несколько месяцев,  рассматриваю, как клич о помощи, потому что очень хочется выйти из всей этой ситуации, но при этом сохранить лицо Лукашенко.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 4.8(26)