«Срочно нужен йод! — кричал папа. Мама смотрела на него, как на сумасшедшего»

В 1986 году мне было всего лишь семь лет. Однако я прекрасно помню тот день, когда отец принес весть о взрыве на Чернобыльской АЭС. Пожалуй, мы были одними из первых, кто узнал о катастрофе. Папа работал в Академии наук, в институте химии, поэтому имел некоторый доступ к информации.

В тот день он прибежал с работы раньше обычного. Помню его испуганные глаза.

— Йод, срочно нужен йод, — практически кричал он маме. — Разведи в воде и дай выпить детям.

Мама смотрела на него, как на сумасшедшего. Однако отец был очень убедителен.

Позже он рассказал, что произошла авария в Чернобыле. Пугал жуткими последствиями. Это было очень странно: телевизор и радио по этому поводу молчали и ничто не выдавало произошедшую катастрофу. Даже слухов еще никаких не ходило.

— Пойми, они такого никогда не скажут, — пытался отец убедить маму. — Ты же знаешь, где живешь.

Мама, хоть и с недоверием, но все же слушала отца. Поэтому пошла искать йод.

Скажу честно, тогда мы с сестрой сильно злились на папу. Вода с йодом была мерзкой на вкус, и даже сейчас привкус йода вызывает у меня неприятные воспоминания. А еще нам запретили выходить гулять на улицу. Это было уже верхом безобразия. Погода в конце апреля стояла отличная и сидеть дома было невыносимо. Тем более что все мои друзья беззаботно бегали в эти дни по улице.

Мама тоже была не в восторге. Ей казалось, что папа преувеличивает масштаб трагедии. И с каждым днем все чаще нарушала советы отца. Страна активно готовилась к 1 мая. А какой сумасшедший выведет людей на парад, если есть угроза жизни и здоровью, думала она. Наивная.

1 мая советские трудящие продемонстрировали всему миру, как замечательно живется в СССР. Первые полосы газет пестрели фотографиями счастливых лиц граждан, марширующих с транспарантами «Мир. Труд. Май». Примерно тогда же в газетах начали появляться заметки о произошедшем в Чернобыле. Заметки были короткие и сухие, словно ничего сверхъестественного не случилось — как позже оправдывались советские руководители: чтобы не вызывать панику у населения.

Майская демонстрация 1986 года. Фото Еврорадио

Только 14 мая — через 19 дней после происшествия! — с официальным обращением о Чернобыльской аварии выступил Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачёв. Тогда-то все и поняли, что произошло что-то страшное. Постепенно начали появляться в газетах и подробности, медики выступали с рекомендациями, в которых был и тот самый йод. Впрочем, это я уже помню довольно смутно.

В газете «Звязда» от 1 мая про Чернобыльскую катастрофу было всего четыре абзаца. Фото Еврорадио

Зато помню невероятную майскую грозу и желтые лужи после дождя. Все говорили, что они такого цвета от радиации. Хотя, скорее всего, это была пыльца цветущей сосны.  

А еще через несколько месяцев мы забрали к себе из деревни бабушку и дедушку. Краснопольский район, где они жили, сильно пострадал от радиации. И хотя сама деревня Горенка не значилась в списках на отселение, родители решили не рисковать.

Бабушка с дедушкой упирались до последнего.

— Подумаешь, радиация, нам и так скоро умирать. И вообще ее не видно и все мы здоровы, — уговаривали они.

Но родители были непреклонны.

Впрочем, дедушка так и не пережил переезда. Через месяц он заболел (хотя до этого не жаловался на здоровье) и вскоре умер. Стала ли радиация причиной его смерти, сказать сложно, но то, что Чернобыль внес свою лепту, однозначно.

Бабушка прожила чуть дольше, однако до последних дней плакала, вспоминая свой дом, который не по своей вине так спешно пришлось покинуть.

Только несколько лет назад я наведалась в нашу деревню — впервые после аварии. То, что я увидела, никак не соотносилось с детскими воспоминаниями пятилетней девочки. Заброшенные дома, заросли и непроходимые дебри и всего один жилой дом, где доживают свой век двое стариков — пожилая пара. А ведь когда-то это была большая деревня — 120 домов. Чернобыль всех разогнал. От нашего дома не осталось и следа. 

…Недавно отыскала на даче дозиметр и вспомнила, как мама с недоверием отнеслась, когда отец принес его в дом.

— Ты не понимаешь. Это все очень серьезно, — злился отец. — Поймешь потом, но будет уже поздно.

Не знаю, поняла ли мама. Сегодня спросить уже не у кого.