Общество

Психиатр об «интервью» Протасевича: «Жесточайший уровень стресса и очевидный страх»

Настоящее время попросило проанализировать поведение Романа Протасевича во время полуторачасовой беседы врача-психиатра и психотерапевта Алексея Филатова, область профессиональных интересов которого – распознавание лжи.

— Какие эмоции читаются на его лице во время разговора?

— Конечно, страх, очевидный страх. Все остальные эмоции у него абсолютно неискренние: радость неискренняя, удивление неискреннее, гнев неискренний. То есть эмоция страха, тревоги, волнения табуирована, она скрывается им. Он понимает, что ему нельзя показывать страх, ему нужно быть уверенным, спокойным, говорить позитивные вещи. Но когда специалисты посмотрят его видеоинтервью, точно смогут сказать, что его позитивные эмоции – улыбки, смешки, стремление показаться на позитиве – они, очевидно, неискренние. Это не говорит о том, что он врет. Это говорит о том, что он находится в большом стрессе.

— Безусловно, это не стандартное интервью. Если брать отношения интервьюера и человека, который отвечает на вопросы, как бы вы их оценили?

— Что я могу видеть как специалист? Я могу подписаться за то, что те позитивные эмоции, которые Протасевич показывал, они неискренние, они контролируемые. Он думал: «Мне нужно улыбнуться. Мне нужно держаться на позитиве. Мне нужно показывать, что я окей», – это видно. Профессионал это точно скажет. И есть гарантированные подтверждения этому.

Что касается отношений с интервьюером – это оценить невозможно. Видно, что [интервью] стихийное, не очень интенсивно готовилось, там есть факапы, есть ляпы. Даже касательно крупного плана рук Протасевича, когда мы видим кровоподтеки, ссадины на руках и прочие моменты. Если бы это делалось не наспех и хорошими профессионалами, то, конечно, это все бы вырезалось, безусловно.

А там мы видим, что, безусловно, Протасевич попадал в жесткие условия, так или иначе они были. Мы в нашем профессиональном сообществе профайлеров и полиграфологов обсудили несколько этих моментов и пришли к выводу, что есть такое впечатление, что он минут 20-30 пообщался с условным «злым полицейским», после чего ему предложили пообщаться с «добрым полицейским», на что большинство согласится. И вот этот самый интервьюер и все остальные опрашивающие его люди играли роль «доброго полицейского», с которым, конечно, после злого очень хочется общаться, чтобы доказать, что «я хороший, не надо со мной по-плохому, я готов по-хорошему».

— В начале интервью, как вы говорили, Роман улыбается, шутит, пытается быть позитивным. Но заканчивается разговор тем, что он плачет несколько минут. Что, по-вашему, стало триггером?

— Там было два момента. Началось все не очень искренне, говорю вам с точки зрения эксперта, но закончилось очень искренне. Потом человек вовлекся. Понятно, что он находится в очень трудной ситуации. Мы не можем сейчас это оценить. Это очень трудно оценить, пока ты не побываешь в той ситуации, чего, конечно, никому не пожелаешь. Его эмоции в этом плане очень уместны. Они очень прогнозируемы, очень понятны. Но при этом у него внутренний запрос, внутренний контроль – быть позитивным, работать по той схеме, которая диктуется ситуацией.

— Вы говорите, что, только попав в такую ситуацию, можно ее понять. Как, на ваш взгляд, реагировали бы другие люди в таких обстоятельствах?

— Вы знаете, по-разному. И примеров много разных. Кто-то сразу сдается, кто-то, наоборот, противодействует. Мы возьмем, например, в России всем известный человек, имя которого не любят называть. Он же не сдается. И это темперамент, это характер, это личность. Он играет, он играет по сложным правилам, но при этом не сдается, при этом не прогибается под систему. Это характер.

С другой стороны, даже в той же Беларуси, в том же Минске буквально на днях был осужденный человек, который ручкой вскрыл себе горло (Степан Латыпов, который совершил попытку суицида в суде, пока не осужден, его дело рассматривается в Минске – НВ). Я не помню, к сожалению, как зовут этого человека, но это тоже характер.

Очень часто и в российской практике, и в практике вообще человек имеет право отказаться от любых показаний. Он может сказать: «На меня воздействовали, меня били, ко мне плохо относились, поэтому я говорил то, что от меня хотели услышать. А сейчас я передумал и буду говорить другое». Мы не знаем, в какой ситуации оказался Протасевич, но мы видим, что это условно можно назвать «переобуванием», и это тоже показывает характер.

Но это не говорит о том, хорошо это или плохо, – это факт. Есть другие примеры, когда человек борется с системой, но здесь человек не будет бороться с системой. Скорее он будет договариваться с системой, искать компромиссы, варианты, и это тоже характер.

Подполковник ГУБОПиК: как Протасевича могли заставить «заговорить»

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 4.8(63)