Прейгерман: «У Кремля есть четкое понимание, с кем и как он готов здесь разговаривать»

Филин продолжает дискуссию по поводу того, как (и стоит ли) лидерам белорусского протеста выстраивать диалог с Москвой, которая упорно игнорировала все предыдущие попытки (ранее публиковались мнения на этот счет Игоря Лещени и Сергея Наумчика).

Политолог, директор Совета по международным отношениям «Минский диалог» Евгений Прейгерман объяснил, когда был такой шанс, и почему сейчас это равносильно битью головой об стену.

— Так есть ли еще какой-либо смысл нынешней оппозиции посылать сигналы в Кремль?

— Тут главный вопрос: кому есть смысл? Если брать людей, которые нынче на первых ролях, и чьи имена в первую очередь всплывают, то есть штаб Тихановской, Латушко, то, наверное, нет уже никакого смысла. Было бы странно, чтобы после всех их контактов с западными странами на высшем уровне, у Кремля сохранялся какой-то интерес к взаимодействию или хотя бы коммуникации с Тихановской и Латушко.

Если и были какие-то шансы у этих лидеров установить контакты с российскими властями, то в самом начале, когда еще эти люди не воспринимались им как прозападные ставленники. Регулярно бывая в Москве, я неоднократно на разном уровне слышу такие оценки.

— То есть вы считаете, что в самом начале еще шансы были?

— По-моему, понятно, что никакого такого желания у высшего руководства России изначально и быть не могло — просто взять и так встретиться в стиле Макрона (он первый, кто пообщался из президентов со Светланой Тихановской после всех событий). Но я подозреваю, что на каком-то нижнем и среднем уровне возможность контактов существовала.

Но после того, как пошли встречи между Тихановской и западными лидерами, когда они с Латушко оказались в Литве и Польше, такая возможность была утеряна. Тут некое правило можно вывести: если ты точно хочешь добиться, что в Москве никто с тобой не будет разговаривать, то самый эффективный способ это сделать — переехать либо в Вильнюс, либо в Варшаву. Ну, может быть, еще в Киев скататься.

Впрочем, может быть, и в принципе не было никакой возможности Тихановской и Латушко установить контакты с российскими властями. Думаю, что у Кремля есть совершенно четкое понимание того, с кем и как они готовы здесь разговаривать.

Другой вопрос, что, скажем, есть кейс Армении, на который часто ссылались. Произошли события — и в какой-то момент Кремль вынужден был иметь дело со свершившимся фактом.

Но это вот как раз-таки к другой теме: а была ли хоть какая-то возможность, чтобы перемены в Беларуси произошли быстро? Полагаю, что нет.

Да и Беларусь — это не Армения, в отношении которой у Кремля есть уверенность о её тотальной подконтрольности. В Беларуси при всей ее экономической зависимости от России ситуация другая.

Если бы у протеста была возможность добиться моментальных результатов — тогда для Кремля это была бы другая ситуация. Но тут еще вопрос: допустила ли бы Москва такие перемены?

— Есть мнение, что Беларуси все равно рано или поздно придется выбирать между Западом и Востоком. Так, может, и не пытаться тогда посылать сигналы Кремлю, а сосредоточиться на западном направлении?

— Проблема в том, что нет никакой возможности через вот эти западные визиты изменить ситуацию в Беларуси. Именно потому, что есть конкретная позиция Москвы. Это элементарно прогнозируемо было с самого начала. Это к вопросу о том, что обо всем нужно думать прежде, чем вступаешь в бой.

Или вот эти глупости, которые мы слышим, в том числе от штаба Тихановской, что еще большее давление на режим Лукашенко с помощью санкций каким-то чудесным образом сделает его более дорогим для России, и Кремль передумает поддерживать Лукашенко. Это просто не имеет ничего общего с действительностью, которая существует вне социальных сетей.

— И нет такой повестки, которая могла бы заинтересовать Кремль?

— У этих людей нет. Символичным отражением этой ситуации была женевская встреча Путина и Байдена.

Мы помним, какие были у некоторых ожидания. Одна крайность была, что американский и российский президенты за спиной Беларуси что-то решат, другая — ожидания, что Байден Путина уговорит и скажет: давай совместными усилиями избавимся от Лукашенко.

И помните пресс-брифинг Байдена по итогам этих переговоров, где он сам вначале сказал, что мы подняли тему Беларуси, но у нас диаметрально противоположные точки зрения. То, как там это произошло, ярко отражает ситуацию.

У нас внутренний конфликт не мог решиться быстро, произошла автоматическая его геополитизация. Но проблема не в геополитизации, а в том, что внутренние противоречия уходят на второй план, и большие игроки начинают в этом видеть свои несопоставимые интересы. А с этим уже ничего не сделаешь.

Единственное, что эти противоречия может разрешить — это какие-то большие политические сюжеты, которые будут происходить, но которые никак не будут связаны с усилиями Тихановской или еще кого-то. Тогда могут произойти изменения. Но не сегодня, завтра, а через некоторое время. Однако к этому времени, к сожалению, уже совершенно неизвестно, что будет внутри страны, с самой страной.

— Так а Тихановской и другим лидерам, что делать?

— Я даже не знаю, что рекомендовать. Если ты понимаешь, что битье головой о стенку не приведет к тому, что стенка падет, но никаких других альтернатив у тебя нет, поскольку ты уперся в эту стенку, то вопрос — продолжать в нее биться или нет? Это, знаете ли, дело вкуса.

Я понимаю, что людям так или иначе нужно что-то делать или просто прекратить свою деятельность. Они идут по первому пути.

Но важно понимать всем нам, что это не может ни к чему привести, и в очередной раз на пустом месте не создавать ажиотаж. Потому что он рождает какие-то странные ожидания, а нереалистичные ожидания формируют несуществующие опции, которые мешают сделать выбор из того, что реально.