«Ощущение, когда перестаешь быть крепостным и твоя жизнь принадлежит тебе – неописуемый кайф!»

26 октября 2020 года сразу несколько цехов «Гродно Азота» поддержали общенациональную забастовку. Одни не сдали смену, другие не приняли, полторы сотни человек  собрались на проходной в знак солидарности. Спешно вызванные силовики загнали часть рабочих на завод, больше 30 человек было задержано.

Гендиректор при этом заявил, что никакой забастовки нет, и обещал уволить «кучку вредителей-саботажников». В итоге без согласия профсоюза были уволены даже те азотовцы, кто 26-го находился на больничном или в отпуске.

13 заводчан обратились в суд, оспаривая законность увольнения. В их числе – аппаратчица 5 разряда Евгения Кузикевич. Химик-технолог рассказала «Салідарнасці», каким запомнила начало забастовки, почему отказалась от продуктовой помощи и как лечит страхи «тревожными чемоданчиками».

 – 26 октября у меня был выходной. Приехала на завод с больной ногой, чтобы попасть в медпункт. Почему туда? В обычной поликлинике сложно объяснить, почему с растяжением (а врачи поставили диагноз легкое растяжение) мне нужен больничный, потому что эти доктора не знают специфики нашей работы и не знают, почему с хромотой мне нужно освобождение на несколько дней, чтобы все зажило. А у меня корпус, 30 или даже 32 метра отметка, и если нужно по работе залезть на крышу, то физически не смогу этого сделать.

Но в медпункт я не попала – меня забрали, как и многих в тот день. ОМОН же не спрашивает, как ты себя чувствуешь, если ты стоишь не там, где надо, не в том месте и не в то время. Зато увидела, как людей загоняют на работу, в прямом смысле слова загоняют дубинками. Это было ужасно, по-другому не скажешь – люди в панике бросились к турникетам…

Вспоминать эти события было страшно, когда пришлось снова обо всем рассказывать – первый судья, который вел наше дело, дотошно копался во всех нюансах, каждого подробно расспрашивал. Знаете, есть травмы, которые люди получают, участвуя в войне, в боевых действиях – а ты был просто свидетелями насилия, и все равно пережитый ужас останется с тобой навсегда. Хотя время лечит – еще в ноябре прошлого года всколыхнулась бы куча эмоций, сегодня – неприятные, тяжелые, но уже не такие болезненные воспоминания, ведь жизнь продолжается.

А в тот день нас завезли в РОВД, не разбираясь, составили протокол об участии в несанкционированном массовом мероприятии. 28 числа я присоединилась к стачке, потому что работать под принуждением – это ненормально. Хотя, если честно, в ночь с 28 на 29 октября стояла под проходной, думала, идти мне на работу или нет. Эти дни, 28 и 29 октября, мне потом засчитали как прогулы.

…Уже 30 октября Евгению уволили с формулировкой «за прогулы»: «На днях, кстати, пришло по этому поводу от нанимателя письмо в ячейку БНП (Белорусского независимого профсоюза), юрист сказал, что там очень интересное, почти комедийное чтиво, но я пока не читала».

– Когда поняла, что наниматель, государство нас не слышит и не собирается выполнять наши требования, недели две или три было такое состояние, когда ничего не могла делать, никого не хотела видеть. Незнакомые номера я не поднимала, и после того, как телефон арестовали, пришлось менять все пароли.

А потом зашла в интернет и увидела, что разные люди, о которых я даже забыла, что они были в моей жизни, начали мне писать, записывать аудиопослания, говорить слова поддержки – и стало легче, я вернулась в социальную жизнь и вышла из того ступора, в котором находилась.

Позже, вспоминает Евгения Кузикевич, она обратилась в фонды солидарности. Некоторое время получала продуктовую помощь, потом отказалась:

– Меня угнетало ощущение того, что я жертва, нуждаюсь в помощи и не могу решить свои вопросы и проблемы сама. Одно дело – продержаться первое время, когда ты определяешься, куда двигаться дальше, а потом уже нужно самому принимать решения о своей жизни.

«Пора на работу» (холст, акрил). Евгения Кузикевич

Первое время, когда меня «накрыло», вы не представляете, сколько я нарисовала самодельных открыток и отправляла их политзаключенным из списков «Весны». Увлечение рисованием было у меня и раньше, а тут чувства сами выплескивались на бумагу. Плюс я такой человек, когда мне что-то дают, нужно давать в ответ – а что я могла дать, кроме таланта к рисованию?

«Восход луны» (холст, акрил, нарисован еще до выборов, с проблеском надежды). Евгения Кузикевич

Возможно, это тоже помогло социализироваться и вернуться к обычной жизни. Хотя, конечно, сложно назвать ее нормальной, но уже хотя бы занимаешься повседневными хлопотами, а не думаешь постоянно о том, что ты жертва, что в стране происходят репрессии, а ты не можешь ничего изменить, разве что уехать подальше ото всех куда-нибудь в лес…

Евгения признается: мысли о том, чтобы уехать из страны, посещают и сейчас. Помимо высшего химико-технологического образования, у нее в активе есть образование графического дизайнера и желание попробовать себя в этой сфере. А вот уверенности в завтрашнем дне и душевного спокойствия нет.

– В качестве, можно сказать, психотерапии у меня собрано два чемодана. Один – пакет «на сутки», если меня где-то схватят и посадят, как это часто делается, под любым предлогом. После первой волны задержаний много писали о том, что можно брать, что нет. По-моему, даже в чате профсоюза была такая информация, я прочитала и сложила нужное. Уже собраны и запакованы книжки в мягкой обложке, средства личной гигиены, бельё. Честно говоря, после этого мне стало легче, смогла по ночам спокойно спать.

А второй чемодан – если все-таки придется срочно уезжать за границу. Я не уезжаю, хочу жить здесь, но понимаю, что может возникнуть такая ситуация. Поэтому чемодан далеко не прячу, он стоит в коридоре как «запасной вариант», чтобы не было ощущения безысходности. Потому что когда ты видишь весь происходящий негатив, поток насилия, который не прекращается, только усиливается, то получаешь только новые душевные травмы.

Самое удивительное, признается бывшая работница «Гродно Азота», произошло, когда она поняла, что не хочет возвращаться на завод:

– Считается, что у нас на «Азоте» платят нормальные деньги, но если учесть те условия, в которых я работала – ночные смены, первый список вредности, не всегда компетентное начальство – то деньги не такие уж и большие. Такое же высшее образование, как у меня – инженер химик-технолог – было у моего начальника отделения, остальные руководители профильного образования не имели.

И когда случались, скажем прямо, предаварийные ситуации, когда нужно срочно принимать решение, то я могла проанализировать ситуацию у нас, в смежных отделениях, и знала, что нужно сделать – но не имела права командовать, а те, кому это по должности положено, сидели и ничего не делали – ну простите, это «зашквар». Приходилось на них в открытую ругаться: «Да примите уже решение!» – потому что бездействовать нельзя, у нас не то производство, это не конфеты, а химикаты.

И вот когда я несколько месяцев погуляла на свободе, подумалось: за 950 рублей опять работать по сменам в тех же условиях с людьми, которые зачастую не хотят ничего делать, только делают вид, проверяют идеологию и уборку территории – а оно мне надо? Лучше я найду себе другую работу, сменю специфику.

Я и в суд пошла не для того, чтобы вернуться на завод, а за справедливостью – была настолько разочарована и возмущена происходящим. Хочется, чтобы те люди, которые нарушили трудовое законодательство, ответили за это, чтобы нас восстановили и те, кто хочет уйти с завода, сделали это по собственному желанию, а не за прогулы.

Нам заявили, мол, вы отказались работать. Извините, а как еще простому человеку, голос которого никто не слышит, заявить о том, что его права нарушаются?! Меня никто не слушал – ни в понедельник, ни во вторник; я читала в СМИ официальную позицию нанимателя о том, что на заводе все нормально, ничего не происходит. Как так, если людей на работу загоняют дубинками, если ситуация выворачивается наизнанку, и тотальное беззаконие, повсеместное насилие становятся законными?

Я не юрист по образованию, но читаю новости и понимаю, что вот эти поправки в административный и уголовный кодекс направлены на то, чтобы закрепить нарушение прав белорусов, и трудовых, и гражданских, любых. Права остались только у исполнительной и судебной власти. У всех остальных – лишь обязанность работать, когда и сколько скажут, а тебе не обеспечат ни условия труда, не будут закупать новое оборудование, не будут охранять твои здоровье и жизнь. В какой такой момент времени мы перескочили назад в прошлое, даже не в крепостное право, а куда-то еще глубже?

Евгения признается, что не чувствует обиды на бывших коллег, кто не присоединился к стачке:

– Те, кто продолжает ходить на работу – это их выбор. А я решаю сама, что и как делать. Сложно передать словами, но ощущение, что твоя жизнь принадлежит тебе, когда ты перестаешь быть пригонным человеком, 13 лет ходящим по одной и той же дороге на одну и ту же работу – это неописуемый кайф. Многие мои коллеги, кто уже ушел на пенсию, называли это тюрьмой, и в чем-то были правы – когда ты ходишь ежедневно через строгую проходную с военизированной охраной, то действительно, как будто отбываешь срок, не видя за забором нормальной жизни.

…Мне нравится химия, нравилось учить других, передавать свои знания стажерам – но, с другой стороны, за 3-4 года практически никто из молодежи на производстве не остался. Парни видели, насколько это тяжело и сложно, говорили: «Да я лучше в армию пойду, чем за такие деньги работать».

Перспектив особых нет, пока стажируешься, тебе платят копейки. Чтобы получать какие-то надбавки, нужен многолетний стаж, чтобы тебе повысили разряд – не важно, насколько ты умный и знающий, нужно, чтобы кто-то из коллег собрался на пенсию, а если ты женщина, продвинуться по карьерной лестнице еще сложнее.  А людям деньги нужны сейчас, а не когда-то потом – чтобы создавать семью, строить жилье, планировать свое будущее. Наверное, поэтому мало кто из наших работников рано женится и заводит семьи.

Со стачкомовцами мы продолжаем общаться, видимся на судах, узнаем разные интересные моменты – например, что наиболее активные цеха, например «Аммиак-3» и АКиКАС, не получили квартальную премию, видимо, чтобы и нам ее не дать, отомстить таким образом. Те, кто ее все-таки получил, говорят, что на руки вышло по 60 рублей.

Руководство завода, наверное, считает, что мы совсем нищие и убогие. Но мы-то на самом деле не одни! И хоть сейчас я безработная и это во многом легло на плечи моих близких людей, но все-таки была определенная финансовая подушка безопасности. Хотя в детстве, когда папа говорил, что деньги нужно тратить с умом и откладывать на черный день, я не понимала, зачем это. А вот черный день наступил в августе – для всей страны. И умение экономить многим из нас пригодилось.

Сейчас я думаю попробовать себя в сфере графического дизайна, но не уверена, стоит ли это делать в Беларуси – в условиях, когда не работают законы, очень большие риски для любого начинания.