Лысенков: «Не представляю, чтобы мой сын надел рубашку, сшитую Марией Колесниковой, и еще заплатил за это МВД»

Возле деревни Рябиновка Дзержинского района Беларуси появился не самый обычный торговый объект — «Магазин еДИН» от Департамента наказаний МВД. Открывал его лично министр внутренних дел РБ Иван Кубраков.

По словам главы силового ведомства, появление магазина «продиктовано пожеланиями граждан, предприятий и организаций», потому как свою продукцию Департамент исполнения наказаний продает давно, но в основном через интернет.

— Людям не хватало той площадки, где можно все вживую увидеть и пощупать товары нашего ассортимента, выбрать то, что понравится. К тому же удобная локация для дачников, — заявил Кубраков.

По сообщению пресс-службы МВД, в магазине представлено более 500 наименований товаров — разные виды мебели, кованые изделия, в том числе мангалы и беседки, стройматериалы, хозтовары, спецодежда и спортивный инвентарь. В перспективе же, когда будет выполнена задача «привлечь клиентов, получить обратную связь», ассортимент могут увеличить до 1500 наименований, а подобные «шоурумы» открыть в Минске и в областях.

Слова Кубракова о «пожеланиях граждан и организаций» звучат довольно цинично — вряд ли белорусам не хватало именно милицейского магазина с далеко не дефицитными товарами. Другое дело, что самому ДИН выпуск этой продукции обходится баснословно дешево — труд заключенных иначе как рабским не назовешь, и для многих зарплата за месяц исчисляется копейками (в буквальном смысле).

Например, бизнесмен Александр Кнырович, в свое время отбывавший наказание в ИК-3, рассказывал, что заключенные трудятся с нарушением санитарных и трудовых норм, при этом «для большинства зарплата — 1 рубль в месяц». А зарплата политзаключенного адвоката Максима Знака за февраль 2022-го составила… 56 копеек.

В конце прошлого года вспыхнул скандал вокруг сотрудничества IKEA с белорусскими колониями — и, следовательно, косвенного финансирования шведской компанией режима Лукашенко и причастности к принудительному труду. В компании заявили, что не знали о том, что субподрядчики нарушают права человека, и пообещали расследовать претензии, но повлияла ли эта история на продажи и репутацию IKEA, сказать сложно.

Впрочем, как мы видим, Департаменту исполнения наказаний МВД РБ не до таких высоких материй, как репутация — it’s just business, и если уменьшаются внешние рынки сбыта, ничто не мешает активно продвигаться на внутреннем.

Труд заключенных не является чем-то уникальным и используется в разных странах мира — правда, в большинстве случаев это происходит вполне официально, по контрактам. Но в Беларуси, где люди оказываются в неволе не за преступления, но за инакомыслие, то есть они вообще не должны быть за решеткой, эта тема приобретает иное звучание. О бизнесе, не отягощенном совестью, перспективах монетизации труда заключенных и моральном выборе Филин поговорил с предпринимателем Николаем Лысенковым.

— У нас чиновники часто прикрываются народом: кто-то говорит, «это народ меня выбрал», кто-то — «по просьбам трудящихся», вот как с магазином от МВД, — комментирует предприниматель заявление министра МВД. — Хотя все мы прекрасно знаем, что с людьми многие решения даже не согласуют, сами их придумывают, а потом утверждают: мол, народ попросил.

Действительно, многие страны мира используют труд заключенных. И Motorola, Microsoft, і Boeing, і IBM, і Hewlett-Packard в свое время заключали такие соглашения с тюрьмами. Но в этмо случае речь шла дейстцительно о заключенных — уголовных преступниках, условно говоря, бандитах, насильниках и убийцах.

А в Беларуси остро стоит этот вопрос, потому что у нас осуждено много невинных людей, много политических заключенных.

В Беларуси, если не ошибаюсь, по данным только за 2018 год было более 32 тысяч заключенных всего по стране, или 345 на 100 тысяч населения — это очень много, чуть ли е самый высокий показатель в Европе. Из них как минимум 1,5 тысячи, кого правозащитники признали политзаключенными, но эта цифра, вероятно, больше. И эти люди, на мой взгляд, на взгляд многих белорусов, осуждены несправедливо, поэтому использование их принудительного труда вызывает у нас возмущение.

По мнению бизнесмена, критиковать нужно то, что бы ты сам поменял — а потому «в Новой Беларуси труд заключенных мог бы быть использован, хотя эту тему необходимо обсуждать с экспертами, но, конечно, в этом списке не было бы политических заключенных».

— В Беларуси, помимо роста числа политзаключенных, есть и другая проблема, связанная с заключением людей под стражу, — отмечает Николай Лысенков, — это так называемые административные аресты. В развитых странах этого нет: есть общественные работы, некие отработки за совершенное административное правонарушение, есть штрафы — но нет самого ареста.

Это пережитки Советского Союза, которые остались, наверное, только в России и Беларуси, может быть, еще в странах третьего мира. Мы видим, как массово по политическим соображениям людей административно задерживают и сажают на «сутки»… И эту проблему в Новой Беларуси, после смены власти, также нужно искоренять.

Возможно, одна из причин — в абсолютной непрозрачности уголовно-исполнительной системы в Беларуси, благодаря чему за собственное содержание заключенные платят системе больше, чем обычные граждане, к примеру, за ЖКХ, а вот за свою работу — принудительную, без возможности выбора и независимо от профессиональных компетенций — получают мизер?

— Не думаю, что эта система неподконтрольна, ее государство как раз контролирует, — говорит Николай Лысенков. — Другое дело, что этой информации нет в публичном доступе, что, в общем, характерно для сегодняшней Беларуси. Если уж экономическую статистику засекречивают, стоит ли удивляться непрозрачности насчет оплаты труда и содержания заключенных.

Насколько я знаю, в развитых странах труд заключенных используется в первую очередь для нужд самого государства, такие социально значимые заказы — форма для военных, работа на местные органы управления или коммунальные службы.

В Беларуси это организовано иначе, а «политических» отправляют на низкоквалифицированную и тяжелую работу… Я не представляю, чтобы мой сын надел рубашку, сшитую в колонии, условно говоря, Марией Колесниковой, и еще заплатил за это деньги, по сути, Кубракову и системе МВД — наверное, рука не поднимется купить эти вещи.

Безусловно, все равно в любой стране мира, в любых условиях будут преступники, сидящие в тюрьмах. Но ведь систему отбывания наказания действительно можно ориентировать на их социализацию — чтобы эти люди получали профессию, приобретали новые навыки и знания, обеспечивали себя, а после окончания срока наказания имели возможность устроиться на работу и интегрироваться в общество, а не просто имели клеймо «сидельца».

Но есть еще и моральный аспект для покупателей — у одних действительно «рука не поднимется» приобрести в магазине ДИН товары, произведенные заключенными, а других может и вовсе не волновать ни конфискат, ни плоды рабского труда — дешево, и ладно. Не случайно ведь глава МВД РБ упомянул про «удобную локацию для дачников»?

— Мы с вами видели, что белорусское общество раскололось в 2020 году очень серьезно.

Сотни тысяч, миллионы людей, выходивших на улицы и требовавших перемен — эти люди не будут покупать ни мерч Лукашенко, ни товары, сделанные руками заключенных. А те, кого свозили или кто сам радостно ходил на провластные митинги, те же равнодушно-абыякавые или «ябатьки», которым сказали по телевизору, что есть такой новый магазин и в нем хорошо и дешево — им все равно. И они придут, и купят и еще соседям похвастаются. А пропагандисты смогут сделать картинку, мол, посмотрите, какие очереди.

По мнению предпринимателя, такая схема во многом объясняется ухудшающейся экономикой: в бюджете нет денег на содержание учреждений пенитенциарной системы, поэтому используют «самообеспечение».

— Это ведь сейчас открылся розничный магазин, на самом деле труд заключенных используется гораздо шире и закрывает сразу несколько потребностей, — говорит Николай Лысенков. — Почти в каждом районе есть так называемые «химики», которых из лагеря-поселения возят на работу в колхозы или на предприятия на низкооплачиваемые вакансии, куда никто не хочет идти. Получается, и вакансии заняты, и на оплате труда сэкономили бюджет, который трещит по швам.