Куллинкович: «Я считаю, что важнее «я памру тут», чем «я нарадзіўся тут»

Не стало известного белорусского музыканта Александра Куллинковича. Причиной смерти стала недолеченная пневмония. Ему было 46 лет.

Он всегда был искренним — и в своем творчестве и в своих высказываниях — и честно говорил о том, что думает, даже если это кому-то не нравилось. В 2014 году Александр Куллинкович дал интервью «Салідарнасці», в котором рассказал о себе, своих взглядах на жизнь, страну и свободу.

Фото budzma.org

– На вечере памяти Вероники Черкасовой вы сказали: важно не где ты родился, а где ты умрешь. Почему?

– Есть много людей, которые гордятся местом рождения. А в итоге свою жизнь проживают далеко от этой страны и ее проблем. Даже, наверное, от ее культуры. А есть люди, которые родились в другом месте, представляют другую национальность, но решили жить здесь и помогать здешнему обществу, экономике, культуре. Помогать Родине, на которой они собираются умереть.

Каждая страна переживает и хорошие, и плохие времена. Есть люди, которые при малейшей проблеме сразу сваливают. А есть те, которые до последнего в этой стране живут и стараются принести пользу. Поэтому я и считаю, что важнее «я памру тут», чем «я нарадзіўся тут». Естественно, «памру тут» в нашей песне – это образ, под которым мы подразумеваем «жыву тут».

– А сами вы думали когда-нибудь о том, чтобы уехать из страны?

– Были такие периоды. У каждого человека есть свои минуты слабости. Не считаю себя старым человеком, но такие мысли посещали меня во времена юности. Сейчас я пытаюсь найти лучшую жизнь здесь, на Родине.

– А что вы потеряли бы при эмиграции? Почему вам важно оставаться здесь?

– Наверное, я решил, что никуда не уеду, потому что то, чем я занимаюсь, возможно только здесь. Как ни странно, я не верю, что мое творчество интересно кому-то за пределами Беларуси. Это не кокетство, не самоуничижение. Я привык здесь, к тому же в глобальном смысле – я домосед. Решил, что потеряю огромный кусок себя, как творческого человека, если покину эту страну.

Лет 20 назад мне так не казалось.

– Что еще вы могли потерять из того, что есть только здесь?

– В первую очередь, это личный контакт с мамой. Я не верю в другие контакты: телефонный разговор раз в год, телеграмму или еще что-то. Для меня, кстати, всегда больше значили концерты, а не выходы альбомов: мне важно видеть глаза, руки людей, получать от них энергию.

...Меня радует появление многочисленных гаджетов, развитие интернета, новые возможности в телефонах. Но это меня и огорчает. Это ограничивает общение людей и отучивает их думать самостоятельно. За людей сейчас думают телефоны, интернет, телевизор. Люди разучились самостоятельно делать выводы.

...Но я не осуждаю людей, которые уехали. У каждого человека свой характер. Мне важно видеть и чувствовать. Я не люблю переговоры по телефону, смски, мне гораздо важнее лично встретиться с человеком. Хотя я довольно нелюдим, не сказать, что рвусь встречаться с людьми. Но есть близкие, с которыми я предпочитаю разговаривать, смотря глаза в глаза.

– Почему родители выталкивают детей за границу – на учебу, на работу – если при этом теряют возможность регулярно их видеть?

– Наши родители всегда жертвуют. Мама пожертвует всем ради своего ребенка. Не мы придумали: «Хорошо там, где нас нет». Не знаю, сколько лет этой поговорке.

Мать думает: на том берегу хорошо, пусть я буду страдать, но ребенку будет лучше.

Но на том берегу не всегда лучше, там может хватать своих проблем. Тем более, там телушка-полушка, да рубль перевоз (улыбается – С.).

– Один активист из Могилева сказал, что у белорусов есть такая проблема: они рассматривают себя как временщики. Дети чиновников уезжают в Москву, дети оппозиционеров – в Польшу.

– Не общаюсь ни с чиновниками, ни с оппозиционерами, поэтому мне трудно что-то сказать по этому поводу. Я сам по себе.

– Вашему сыну 14. Думали, куда он будет поступать?

– Каким-то боком мы подталкивали его к изучению иностранного языка. В свое время в минском метро была замечательная реклама. На ней была изображена лягушка, которая выбрасывала язык за насекомым. Подпись гласила: «язык кормит». Поэтому я был бы не против, если бы сын пошел по стези изучения иностранного. Но настивать ни на чем не буду. Если он захочет пойти в сантехники – пускай идет.

– Как вы относитесь к тому, что сегодня происходит на юго-востоке Украины?

– А как можно относиться к войне? Идет война одного государства против другого, одна страна вмешивается в дела другой. Конечно, это плохо.

– Эти государства войну друг другу не объявляли.

– Это тот ссученый мир, в котором мы живем. Если раньше один человек оскорблял другого, он получал за это в морду. Сейчас его удаляют из друзей и банят в интернете. Все изменилось. Если раньше одно государство объявляло войну другому, то сейчас происходят такие странные штуки. Может, это веяние нового времени, может, это загадочная славянская душа.

– Вы понимаете лидеров ДНР и ЛНР?

– Нет, не понимаю. Мне кажется, что это просто бандиты, которые делят кусок земли. Как в 90-е годы бандитские группировки делили сферы влияния, так, мне кажется, и сейчас эти люди делят сферы влияния. Только сегодня они обросли гербами и гимнами. Мне кажется, они элементарные бандиты, и поступать с ними нужно как с бандидатами.

– Люди с такими взглядами, как у вас, сегодня в Беларуси в меньшинстве. Испытываете от этого дискомфорт?

– Не думаю, что мы в таком уж жутчайшем меньшинстве. Самое главное оружие в этой ситуации – это попаганда, СМИ. Если начать в стране вещание других каналов, настроения сильно изменятся. Люди, которые имеют доступ к различным источникам информации, как правило, вопринимают все иначе, чем те, кто смотрит только телевизор.

Большая часть нашего населения русскоязычная. А пропагада давит на то, что там русскоязычные воюют против украиноязычных. Это всегда сильно задевает людей.

Никто не говорит правду, что на самом деле там воюют не за язык, а за сферы влияния. Точнее одни защищают свою Родину, а другие воюют, чтобы иметь возможность влиять.

– Вам приходилось спорить с кем-нибудь из-за событий в Украине?

– Приходилось спорить с довольно близкими мне людьми. Но я не хотел бы говорить об этом.

– Вы разругались?

– В том то и дело, что нет. Один довольно близкий мне человек сказал, что больше не будет со мной общаться.

– Какие чувства вы испытываете, когда видите георгиевские ленточки на белорусских автомобилях?

– Крайне негативные. Мне говорят, что это символ, что эта лента была на орденах Славы. Ну да. Но понимаете, свастике, которая сегодня запрещена практически во всех странах мира, много тысяч лет. В начале прошлого века она использовалась не одной страной, включая, кстати, и Советский Союз. Свастика присутствовала на советских отличительных знаках и даже деньгах. Но пришел Гитлер и свастику испоганил. Сегодня свастика замарана фашизмом и, видимо, навсегда или, по крайней мере, очень надолго.

Так что мне сейчас выходить со свастикой и говорить: «Вы что, это же древний символ, ему много тысяч лет»? Я получу в морду и получу заслуженно.

Поэтому сегодня, когда вижу георгиевскую ленточку, у меня отношение к ней как к негативному символу. А к людям, которые ее вывешивают, отношение как к людям, поддерживающих откровенно фашистскую агрессию России против Украины.

Все что угодно можно сказать про Украину и украинцев – они тоже не белые и пушистые. Но люди, в первую очередь, защищают свою Родину. В битве с врагом все средства хороши. Никто Россию туда не звал. А кричать о каких-то притеснениях, по-моему, глупо, в России очень много своих внутренних проблем. Вперед, решайте. Просто не нужно, сидя по уши в дерьме, критиковать чужие сортиры.

– Вы чувствуете себя частью Русского мира?

– Слава Богу, нет. Во-первых, я не русский, наверное (улыбается – С.).

– ...Но русскоязычный, выросли на русской культуре и литературе.

– Меня пугает это словосочетание – «русский мир». Да, я вырос на русской литературе, она мне нравится. Зачем это называть каким-то миром? Почему люди, которые живут в Германии и выросли на немецкой литературе, не говорят о «германском мире»?Или американцы об «американском мире», а англичане об «английском мире»? Англичане даже не претендуют на английский язык –он им не принадлежит. Почему русские претендуют на русский язык? Не могу понять. На русском языке очень много кто в мире говорит, это не только их язык. Половина Африки говорит по-французски. Так что, объявлять Африку «французским миром»? Это глупо.

Я не считаю себя ни членом русского мира, ни славянского. Я живу так, как мне нравится. Перехожу дорогу на зеленый свет и вообще, соблюдаю законы страны, в которой живу. А во всем остальном ищу для себя свободы.