Кирилл Серебренников: «Современное российское телевидение – это облучение населения»

Ким Белов и Роман Супер поговорили с театральным и кинорежиссером, худруком театра Кириллом Серебренниковым.

СУПЕР: Последний год тебя трудно застать в Москве. Судя по твоим чекинам в фейсбуке, ты где угодно, но только не в России. Что происходит, Кирилл? Ты утекаешь, как мозги ученых?

СЕРЕБРЕННИКОВ: Нет, я — не мозги ученых, моя текучесть другого сорта. Я представитель профессии, которой свойственен кочевой образ жизни. Сюда поехал ставить, туда поехал ставить. Вот сейчас в «Гоголь-центре» был ремонт, и спектаклей мало играли. И так совпало, что в этот момент возникли предложения за рубежом. Раньше я от них отказывался. А сейчас решил не отказываться.

СУПЕР: Только потому, что появилось свободное время?

СЕРЕБРЕННИКОВ: Ты хочешь, чтоб я тебе сказал, что я туда езжу, потому что мне плохо тут? Я так говорить не буду. Там, конечно, спокойнее. С этим нельзя не согласиться.

Но наш фейсбук всегда с нами. И вот тебе спокойно-спокойно за границей, но ты открываешь ленту фейсбука и вздрагиваешь: тут сгорела библиотека, там война идет, людей вернули на родину в ящиках железных, законы идиотские принимают, языки иностранные призывают не учить — зашкаливающий мрак. Всё мое со мной и там.

Хотя фейсбук — это, конечно, не Родина. В фейсбуке ты можешь врага удалить из френдов и больше не читать его комментарии, а на Родине так легко от тех, кто тебе неприятен, не скрыться. Один из вариантов сохранить себя, не попадая под влияние общих истерических настроений, — заниматься любимым делом. Везде, где можно.

СУПЕР: Есть такое расхожее мнение, что суровые времена подкидывают поводы талантливым людям больше раскрыться: написать хорошую пьесу, снять хорошее кино, поставить спектакль, от которого волосы дыбом встают. Ты чувствуешь, что в культурной жизни России сейчас начинает закипать что-то интересное? Или тухло?

СЕРЕБРЕННИКОВ: Не тухло точно. В этом смысле у нас вполне себе интересная ситуация. Есть про что говорить. Есть что ругать. Есть с чем спорить. Есть кого ненавидеть. Сегодня даже есть за что умереть.

А вот пресловутая «стабильность», буржуазность, фразы типа «зачем же мы будем все это разрушать?» — словом, то, чем многие себя сдерживали от участия в общественной и политической жизни, теперь сгинуло, разлетелось к е…ням. Мне это очень нравится. Нет больше никакой стабильности, за которую можно простить безобразие.

Ты себя не остановишь и не скажешь: не надо резких движений, надо этот уклад сытой жизни сохранить. Потому что сохранять почти нечего. Все прогнило, протухло, изъелось коррупцией, чудовищной ложью, воровством и цинизмом. Сохранять надо только людей.

Парадоксально, но этот мрак дает надежду. Потому что еще несколько лет назад мы боялись здесь что-то изменить. И этот теплый ужин в «Жан-Жаке» как-то всех сдерживал от решительных шагов. Может, теперь посмелее будем?

СУПЕР: На голодный желудок.

БЕЛОВ: Кирилл, но вы же в 2011 году ставили спектакль по книге Суркова «Околоноля». Сурков — главный конструктор системы, в которой мы тут все живем. Вы сейчас эту систему активно критикуете. Призываете людей быть смелее. Вы сами в этом противоречия не видите?

СЕРЕБРЕННИКОВ: Если бы вы читали эту книжку, а еще лучше, если бы смотрели спектакль, то понимали бы, что никакого противоречия нет. Это очень искренняя и правдивая история про то, что происходит с человеком, который делает то, из чего сложилась и наша политическая ситуация. Человек разлагается на атомы. Превращается в кровоточащего монстра.

Это едкая и сатирическая история про смрадный мир власти. Я поставил спектакль про то, как зло работает и разрушает человеческое в человеке.

СУПЕР: Если бы Чикатило написал книгу, ты бы поставил по ней спектакль?

СЕРЕБРЕННИКОВ: Если бы она была талантливо написана, то да. У Вани Вырыпаева потрясающий текст «Июль», это, по сути, монолог маньяка, почти Чикатило. Вот вам готовый заголовок для этого интервью: «Я бы поставил книгу, которую написал Чикатило!» Это безумно интересно.

Что касается «Околоноля», мне поступило несколько предложений от крутых западных театров с просьбой этот спектакль повторить. Им интересно, про что это написано, как это сделано, даже если автор — Сурков. У них нет большевизма в головах.

В конце концов, Салтыков-Щедрин тоже был губернатором, а Гончаров — цензором при паршивом царском режиме. Нам сегодня это не важно.

СУПЕР: Только вот Салтыков-Щедрин не режиссировал никакие войны. А Гончаров не создавал движение «Наши».

СЕРЕБРЕННИКОВ: Это факт биографии политика Владислава Суркова, а не писателя Натана Дубовицкого. Я этих людей разделяю.

«Околоноля» — не политический трактат, а беллетристика, на мой взгляд, это талантливая литература. Мне просто понравилась эта книга, и я сказал: «Надо делать». И сделал честный спектакль, один из моих лучших.

БЕЛОВ: А у вас была возможность сказать Суркову: «Владислав Юрьевич, уймите своих безумных обезьян»?

СЕРЕБРЕННИКОВ: Была. И с Сурковым можно было такие разговоры вести. Причем именно в этих терминах. «Уймите своих безумных обезьян, Владислав Юрьевич».

На что он мне отвечал: «А вы хотите, чтобы были только ваши обезьяны? Должны быть в стране разные обезьяны. Приучайтесь к тому, что есть и это, и то». Он этот баланс до какого-то момента соблюдал.

СУПЕР: Тебя с телевизионной реальностью тоже кое-что в жизни связывает. Во-первых, у тебя есть статуэтка ТЭФИ. Во-вторых, ты вел программу про кино на СТС. В-третьих, еще в Ростове ты делал совершенно панковскую телепередачу «Труба». Твои отношения с телевидением как-то продолжаются?

СЕРЕБРЕННИКОВ: С современным российским телевидением отношения невозможны. Я не могу это видеть. Это ложь и пропаганда. Это облучение населения. У меня много лет нет телевизора.

СУПЕР: А твои родители смотрят телевизор?

СЕРЕБРЕННИКОВ: У них в каждой комнате стоит телевизор. Три телевизора у них дома.

СУПЕР: Это как-то на них влияет?

СЕРЕБРЕННИКОВ: Конечно, мне трудно с ними разговаривать. Они общаются со мной текстами Первого канала. Когда я приезжаю к ним в гости, у меня чувство, что вместе с нами в квартире находится Ирада Зейналова. Я с ней живу.

Родители ежеминутно смотрят телевизор, и мне в эти моменты тоже приходится смотреть то, что показывает ящик. Я это вижу и просто замираю. Я вообще не верю, что это вижу.

Или вот звонят родители мне в Латвию, где я ставил спектакль, и кричат в трубку: «Кирилл! Что там у вас происходит? Сообщают, что в Латвии запретили говорить по-русски! Требуют, чтобы все везде говорили по-латышски».

БЕЛОВ: Вам в этот момент им нужно было по-латышски ответить.

СЕРЕБРЕННИКОВ: Нет, я им отвечаю по-русски. А они продолжают кричать: «Берегись! Тебя будут преследовать». Я родителей спрашиваю: «С чего вы это взяли? Что за чушь?» А они отвечают: «Передавали!» Это слово меня потрясает давно. «Передавали».

СУПЕР: А есть будущее у страны, которая слепо верит в то, что передают?

СЕРЕБРЕННИКОВ: Если людям врать с такой интенсивностью, с какой врет телевидение сегодня, с ними точно должна произойти какая-то беда. И с теми, кто врет. И с теми, кто в это верит.

Вообще у меня есть стойкое ощущение, что наша власть уже сама уверовала в ту лживую телевизионную реальность, которую сама создала. Хвост виляет собакой.

Кстати, про люстрации. Вот эти люди, которые каждый день делают лоботомию мозга целой стране, они точно заслуживают по меньшей мере люстрации. А вообще — чего-нибудь посерьезнее. Потому что это кошмар. Нельзя так врать. Нельзя так манипулировать. Нельзя так стравливать народы. Нельзя множить агрессию. Нельзя людей настраивать на войну.

Кирилл Серебренников: «Жопа — это лень, жопа — это тупость, жопа — это то, что происходит сейчас в стране»