Ирина Алферова: “Режиссеры отказывали мне за красивые глаза”
Красивая женщина. Комплимент? Для нее — едва ли не оскорбление. Марк Захаров видел в ней всего лишь красивую жену красивого и талантливого Абдулова. Считал, что место Алферовой в массовке. Кинематограф, выпив ее молодость до капли, — поматросил и бросил.
— Вы мудрая женщина?
— Да, я мудрая.
— И скромная?
— И скромная.
— А знаете, говорят, скромность украшает женщину, когда нет других украшений. А вы признанная красавица…
— Ой, да ну что вы… (Алферова опускает глаза.) Об этом столько говорят, что просто неприлично. Ну какая там уже красота, господи. О чем говорить?..
— Это для вас обыденность, вы каждый день себя в зеркале видите…
— (Смеется.) Вижу и очень огорчаюсь. Раз в месяц только радуюсь. Знаете, бывают такие ситуации: что-то случилось, ты подходишь к зеркалу — нравишься себе. Все каким-то образом складывается: даже как-то худеешь на глазах. Вот клянусь: вчера была толстая, а сегодня уже худая. А в общем-то я всегда собой недовольна.
— А коллег хвалите?
— Всегда хвалю. Мне очень многие наши актеры нравятся, в каждом театре могу по двадцать человек назвать потрясающих. Но люблю я всего нескольких. И, к сожалению, это не наши актеры. Вот я люблю Роми Шнайдер.
Я люблю ее бесконечно. Она необыкновенная, лучше не родилось. Все эти голливудские актрисы — да, они красивые, смотришь: нравятся. Но эта красота мне понятна, она такая, как у всех, таких, как Шарон Стоун, можно много найти. А Роми Шнайдер — она одна. В ней что-то еще такое есть: от Бога, от жизни, которую она прожила. Она страстная, искренняя. И она сумасшедше красива.
— А зачем вы обнажились недавно для одного глянцевого журнала? В этом тоже кроется какой-то потаенный смысл?
— А в этом плане никакого барьера у меня никогда не существовало. Я стеснялась в “Хождении по мукам”, был такой момент. Не представляла: как это — раздеваться перед чужими людьми? И отказалась. О чем, кстати, очень жалею, потому что тот материал выдерживал это все, обосновывал… Как бы это объяснить… Это уже данность, это я знаю в себе: стесняюсь и того и сего…
— Как одно с другим сочетается?
— Сочетается. Потому что, с другой стороны, к обнаженному красивому телу я никак не отношусь. Если это, конечно, не вульгарно. Понимаете, даже в детстве обнаженное тело не вызывало у меня никаких порочных мыслей. У меня достаточно чистый, светлый взгляд на мир всегда был… Так что обнажиться — не обнажиться…
Вот если обнажиться для “Плейбоя” — тут надо еще подумать. Хотя… В этом обнажении, я вам скажу, Роми Шнайдер тоже сыграла свою роль. Потому что я прочла о ней, что, когда она очень сильно заболела и ей вырезали почку, многие стали говорить, что она сошла уже. И тогда она снялась обнаженной. Кстати, для “Плейбоя”. Именно для того, чтобы доказать, что она потрясающая.
Так и я. Посмотрела на себя как бы со стороны и подумала: да, это еще можно снимать...
— Там у вас совершенно молодые формы...
— Да-а. Так и сказала: “Катя, быстро снимай, потому что все это может разрушиться”.
— Даже какие-то неестественно молодые формы.
— Почему же неестественно? Очень даже естественно. (Смеется.) Мне природа подарила такую вот долгую молодость…
— Ну вот, а сами на комплименты обижаетесь.
— Ну сколько можно? Спасибо, конечно. Я научилась говорить “спасибо”. Раньше оправдывалась: да нет, что вы, все лучше меня, я такая некрасивая... Конечно, лукавлю, надоесть комплименты не могут. Это не я сказала, что женщины любят ушами, они нуждаются в этом.
— А муж делает вам комплименты?
— Конечно. Он и сам очень красивый, и его комплименты — это ценность большая. Потому что он жесток. Он не может быть необъективным: если говорит — это уже точно правда, инстанция последняя.
— Значит, антикомплименты он вам тоже говорит?
— Говорит. И не жалеет меня совершенно. Говорит, что располнела, что это совсем уж безобразие. Может быть, понимает, что я могу исправиться.
— Так это же обидно.
— Совершенно не обидно. Это же не значит, что он меня не любит. Обидно, если бы сказал: какая ты страшная, толстая, я тебя не люблю.
— Разве это не одно и то же?
— Абсолютно разные вещи. Это — располневшее, страшное, но оно мое любимое. Я тоже могу его раскритиковать: второй подбородок появился, третий... Но это же не значит, что я его не люблю за это. Я его и с пятью подбородками буду любить.
Когда человека любят, его принимают любого. Нет, это не обида, я же его знаю. Зачем он будет мне врать? Толстая, страшная, а он скажет: боже мой, какая красота? Не надо мне этого.
— А вы способны меняться? Не только внешне.
— Конечно. Но... Вот мне говорят: почему ты не требовала ролей? Чисто на интуитивном уровне я понимала, что не хотела требовать. А потом, когда все мне стали это говорить, задумалась: действительно, а чего это я их не требую? И вдруг поняла… Потому что я другая. Я иная. И мне от того, что я не требую, хорошо. Зато я люблю жизнь, зато я сохранилась, зато я человек, зато я женщина.
— Как же с таким настроем доказать, что еще и хорошая актриса?
И выделяли.
— Все, кроме режиссеров. Потому что нельзя быть красивой такой?
— Да, многие видели во мне только это. Что меня бесконечно удивляло. Потому что мне кажется, сразу видно, какой я человек, когда со мной пять минут пообщаешься. Согласитесь. (Бросает кокетливый взор.) А вот когда режиссер меня не утверждает, а потом кому-то объясняет: ну вы же понимаете, глазки-губки — больше ничего нет… Да я просто падала со стула.
— Скажите, почему в кино не снимаетесь?
— Ждала хороших предложений. И вот, кажется, дождалась. Во всяком случае, все очень реально. Сразу три предложения, и всё главные роли.
— Куда ж они раньше смотрели?
— Честно говоря, меня это поражает. Мне кажется, для телевидения я вообще находка. Потому что я очень люблю импровизировать, я очень живо настраиваюсь. А это не каждый может. Во мне столько всего бродит, я разная очень, эмоциональная. Мне всегда говорили: какая же ты смешная, ужасно смешная, просто цирк. И для телевидения это потрясающе. Почему не приглашали? Не знаю, наверное, врагов много.
— Я знаю, это женщины. Завидуют вашей красоте.
— Зависть есть, я это чувствую. Но как мне сказал однажды знакомый экстрасенс: “Вы можете не бояться сглаза, вы зла никому не желаете, и от вас все это отскакивает”. Да и потом, больше завидуют даже не мне, а моему мужу.
— Он ведь бывший актер? Чем он сейчас занимается?
— Почему бывший? Он актер. Сергей такой красивый, он такой талантливый. Но… Вот я вижу все эти сериалы, и там десятая линия кордебалета уже работает. А он — нет, нет…
— Он служит в каком-то театре?
— Он не любит театры, ему это скучно, неинтересно. Но он все равно востребованный. Он все равно есть. Он столько всего может и столько делает. Он пишет, он рисует.
У него золотые руки, он ремонт сам сделал. Он все знает, он очень умный. Сам выучил английский. Вот есть очень много умных пап, но у них вечно нет времени на своих детей. Они нервные, они лучше выпьют. А он на детей обязательно потратит свое время. Ксюшке моей он так помогает — он по пять часов с ней разговаривает. Я хохотала, потому что у меня на это терпения не хватает.
Он… Он даже не десятерых, он может сто людей заменить, тысячу. Мне кажется, все в нем видят конкурента. Вот что-то с людьми делается сразу. И как быть?
Читайте еще
Избранное