Героини фильма Дудя о белорусских протестах: «Была только одна мысль — выбраться из болота до ночи»

— Мы шли по этой гати, проваливаясь то по колено, то по пояс, и просвета не было видно. Ни на какую дорогу мы не выходили, наоборот, трясина становилась еще более зыбкой. Было очень страшно, и когда начало смеркаться, появились мысли, что мы не выберемся, останемся в этом болоте, — говорят родные сестры Надежда Степанцова и Жанна Захаркевич, которые стали героинями знаменитого фильма Юрия Дудя о белорусских протестах.

Судя по отрывкам из рассказа сестер, которые вошли в фильм, их побег из Беларуси напоминал скорее увлекательное приключение. На самом деле события, которые пришлось пережить Надежде и Жанне, были довольно тяжелыми, а местами даже страшными.

О репрессиях, из-за которых пришлось бросить свои дома и нелегально пересечь границу, о самом побеге, который мог закончиться трагически, и о собранных чемоданах для возвращения домой Надежда и Жанна рассказали в интервью «Салідарнасці».

«Одна коллега согласилась ехать на провластный митинг даже со сломанной ногой»

— Большие города — не мое. Поэтому мы не смогли жить в Варшаве. Гродно — самый лучший город на земле, — признается в любви к родному городу Надежда.

Спустя два года в изгнании, она по-прежнему уверена, что вернется, объясняя свой оптимизм возрастом:

— Я понимаю молодых, у которых там еще ничего не было, они могут и здесь начинать свою жизнь. Но в нашем возрасте, тем, у кого в Беларуси все было, нельзя терять веру.

Надежде сейчас 52, Жанна младше ее на два года. И в Гродно у них действительно все было: семьи, работа, дача.

— Конечно, я не могла не замечать, что жизнь в стране постоянно ухудшается, — говорит Надежда, инженер-экономист по образованию. — Больше оценивала экономическую сторону. Например, в тендерах участвовать стало невозможно из-за коррупции. Завод ЖБИ, на котором я отработала 12 лет, буквально развалился и обанкротился.

Помню, как-то услышала по телевизору рассказ про поток инвестиций и аж рассмеялась. В реальной жизни признаков развития я не наблюдала.

Больше всего беспокоилась за детей, потому что у них не просматривалось в такой стране никаких перспектив.

Гродно летом 2020 года волею судьбы стал одним из самых протестных городов. Происходящее не могло оставить равнодушными и героинь «Салідарнасці». Однако если до выборов они больше наблюдали за событиями, то с 12 августа, по их собственным словам, «вышли на улицу и с улицы уже не ушли».

— Честно говоря, как и многие, я думала, когда власти увидят такое количество несогласных, ничего не смогут сделать. Мозг не принимал то, что при таких обстоятельствах выборы можно сфальсифицировать.

Но по-настоящему меня повергло в шок насилие. Я не смогла с этим смириться, — объясняет свою позицию Надежда.

— Я работала ведущим специалистом по кадрам Гродненской городской поликлинике №1, — вспоминает Жанна. — Администрацию первой заставляли участвовать в провластных митингах, и тех, которые проходили в Гродно, и тех, на которые возили в Минск.

Главврач со своим замом садились в актовом зале и вызывали туда по очереди руководителей подразделений. К каждому у них был свой подход с единственной целью — начальник должен пойти либо сам, либо отправить кого-то из подчиненных.

Я сразу сказала, что и сама нахожусь по другую сторону баррикад, и людей заставлять не буду. Меня не стали ни уговаривать, ни запугивать, видимо, поняли, что это бесполезно.

Что касается остальных, то таких, кто вызвался бы добровольно в этом участвовать, было немного. Но хватало тех, кто был против, а в итоге поехал. Одна коллега — даже со сломанной ногой!

— Ей пригрозили, что вторую ногу сломают?

— Не знаю, чем ей угрожали, они же специально вызывали каждого отдельно, чтобы подобрать правильные аргументы.

Меня после отказа просто вынудили уволиться. Начали подставлять, чтобы потом уличить в ошибках, лишать премии, сняли все надбавки, платили голый оклад. Каждое утро начиналось с планерки, на которой меня отчитывали, как школьницу, за то, чего я не делала. 

Вследствие начавшихся репрессий вскоре работы лишилась и Надежда. Главным эпизодом обвинения против сестер стали события, которые произошли в Гродно во время акции протеста 6 сентября 2020 года.  

— Интересно, что нас в тот день не задержали. Протестующие тогда несколько раз хотели пройти на центральную площадь —Советскую, но силовики не пускали. Хватали тогда в основном мужчин. А мы отбивали их, как могли, — вспоминает Надежда. — Увидели, как одному парню силовик коленом сдавил горло. Это было ужасно: парень начал синеть и задыхаться.

Конечно, я не смогла на это смотреть, как и Жанна. Мы, не сговариваясь, побежали, чтобы как-то оттянуть молодого человека. Омоновца не трогали.

Могли ли мы не побежать? Но это же нормальная человеческая реакция, когда ты видишь, что кого-то буквально убивают.

Мы кричали, просили, тащили этого парня — омоновец убрал ногу с его шеи. Он его не отпустил, но хотя бы дал вздохнуть, после чего того потащили в автозак. 

Во время этой потасовки к нам действительно подбегали другие силовики, и мы, естественно, пытались их оттолкнуть уже от себя. В результате появилось видео, на котором я подымаю руки вверх. Это расценили, как замах и целенаправленные удары.

Но когда кто-то намеренно готовится ударить, руки совсем не так движутся. Однако никакого следственного эксперимента никто, конечно, не проводил.

Тем не менее, 6 сентября Надежда и Жанна вернулись домой. Задержали их гораздо позже — 27 октября.

— Нас схватили, как и многих в тот день, на очередной акции, хотели разъединить и отправить в разные автозаки, но мы взялись за руки и сказали, что пойдем только вместе, — продолжает рассказ Надежда. — Жанна стояла немного впереди, и сотрудница ОМОНа схватила ее за волосы и потащила, вывихнув еще и палец по дороге.

Нас закинули в «стакан», позже к нам бросили еще одну женщину. Дышать стало невозможно, мы просили открыть что-нибудь, но никто не реагировал.

В спортзале ОВИРа, куда всех выгрузили, у Жанны поднялось давление до 220. Среди задержанных оказался врач, он сказал, что у сестры может случиться гипертонический криз, поэтому нужна скорая. Жанну увезли.

Уходя, она успела попросить сотрудниц ОВИРа помочь мне, потому что у меня бронхит с астматическим эффектом. И эти женщины действительно пытались что-то сделать.

Мы не были знакомы, видимо, они понимали, что происходит, и хотели спасти хоть кого-нибудь. В том спортзале было несколько десятков человек. Женщины в основном сидели на скамейках, мужчины стояли у стен. Было слышно, как за перегородкой кого-то избивали. Один парень попросился в туалет, но его не пустили. Для меня это было что-то запредельное.

Задержанным сказали снять с себя драгоценности, шнурки, ремни, в общем, готовились перевозить в СИЗО. Но когда всех построили на выход, меня оставили на скамейке и позже выпустили. То есть те сотрудницы ОВИРа все-таки уговорили своих начальников.  

Сестер судили по «народной» административной статье 23.34, Надежду наказали штрафом в 20 базовых, Жанну — в 10. Однако на этом внимание силовых структур к героиням не закончилось.

Их несколько раз приглашали на беседы в Следственный комитет, приезжали на работу, наконец, сообщили, что заведено уголовное дело.

— В пятницу я отпросилась на работе, чтобы пойти в СК, а в понедельник мне сказали, что я больше им не подхожу, потому что не справляюсь со своими обязанностями, — рассказывает Надежда, как ее уволили из частной компании. — Нас по очереди допросили, провели обыски, взяли подписки о невыезде.  

Тогда мы думали, что на нас просто ищут что-то, чтобы дать штраф побольше. Не верили, что это будет реальное наказание, и даже продолжали ходить на акции.

«Приговор мне объявили в День рождения сына»

Суд над сестрами длился (с перерывами) больше двух месяцев, начиная с января 2021 года.

— По этому делу нас судили пятерых, еще трое мужчин. Один во время суда смог сбежать из страны. Мы остались вчетвером. Вменяли «групповой сговор». То, что мы впервые увидели друг друга на суде, никого не смущало.

— Вас обвиняли в избиении какого-то огромного количества силовиков?  

— Да, пострадавшими по нашему делу были признаны целых 11 омоновцев. Это было очень смешно. В качестве доказательств, например, продемонстрировали несколько фотографий. Среди них было фото… яблок на нашем рынке, фото пустой городской площади ранним утром. Сложно себе представить, какой у них в связи с этим сложился ассоциативный ряд.

Были фото и с нами, в том числе и то, где Надя была с поднятыми руками. Однако, для чего она их подняла, по этому фото определить было невозможно, может, сумочку поправить, а может, нос почесать.  

Да и из потерпевших никто не заявил о том, что мы нанесли ему удар. При этом в обвинении была именно такая формулировка — «нанесли не менее пяти ударов сотруднику милиции по лицу».

В материалах суда не было ни одного рапорта о какой-либо потасовке с нанесением травм, ни одного медосвидетельствования.

Более того, когда у «пострадавших» стали спрашивать, с чего они вообще взяли, что пострадали, то есть как узнали, что они потерпевшие, те оказались не готовыми к такому вопросу и честно отвечали, мол, пришел командир, спросил, кто помнит события 6 сентября, и всех, кто что-то помнил, «назначил» пострадавшими.

Даже судья была в шоке от такого поворота. Процесс немедленно остановили и объявили перерыв на две недели. После паузы наши «обиженные» омоновцы произносили четко заученный текст, не вставляя от себя даже союзов.   

— Все время, пока шел суд, мы и наши родные находились в колоссальном напряжении, — продолжают сестры. — Мы сходили на рынок, купили себе «тюремный гардероб», после каждого перерыва отправлялись в суд со всеми вещами, и каждый раз под зданием дежурил автозак.  

В марте сестрам вынесли обвинительный приговор: Жанна получила 3 года «химии», а Надежда — 3,5. Женщины подали апелляцию, которая, ожидаемо, ничего не изменила.

— Приговор мне объявили в день рождения сына. Ему исполнялось 18 лет, — говорит Надежда. — У меня, конечно, слезы были на глазах от того, что я не праздничный стол накрываю, а на скамье подсудимых произношу последнее слово. А 12 марта, в день моего 50-летнего юбилея, мне вручили приговор.

«Если бы знала, что путь будет таким сложным, никогда бы не согласилась на это»

Через два дня после решения апелляционной инстанции сестры смогли убежать из Беларуси.  

— Это была уже не первая попытка, — делятся собеседницы. — Еще до начала суда мы пробовали уехать через Россию в Латвию. Но на российской границе нас остановило ФСБ, причем машину тормозили шипами, а потом нас допрашивали три часа.  

Сказали, что мы находимся в какой-то российской базе невыездных, но по территории РФ разрешили передвигаться.  

Решиться бежать второй раз было сложнее, но мы понимали, что на «химию» ехать не хотим. По совету бывалых, в дорогу купили компас, воду и газовый баллончик на случай встречи с дикими животными. До этого никогда в походы не ходили. Нам показали, как настраивать компас по ориентиру, мы так и делали, шли буквально от дерева к дереву.

— Нас провели немного через болотистую местность, и я уже тогда  подумала, если бы знала, что путь будет таким сложным, никогда бы не согласилась на это, — вспоминает Надежда. — А в полдень нас оставили одних, указав дальнейшее направление. Мы пошли, ожидая увидеть границу примерно через два часа.  

Скорее всего, мы не смогли точно выдержать ориентиры, сбились с курса и попали в реальное болото. Ноги засасывало, мои кроссовки на шнурках как-то держались, а у Жанны были на липучках, они тонули, и ей пришлось идти босиком.

— Я осталась в носках, все ноги и руки были исцарапаны в кровь, но боли не чувствовала, — продолжает Жанна. — Была только одна мысль — выбраться из болота до ночи. Я шла впереди с палкой, чтобы Надя могла идти по моим следам. Но каждый раз оглядываясь, видела, что она снова упала и с трудом встает.

С ужасом думала, если вдруг что-то случится с одной из нас, то вторая ничем не сможет помочь, тем более вытащить из трясины.

Особенно страшно стало, когда начало смеркаться. Мы уже пробовали присматривать полянки, где можно было заночевать и не утонуть.  

— К вечеру от страха и усталости у меня начались судороги и паника, — говорит Надежда. — Были мысли, что я останусь в том болоте. Не знаю, как заставляла себя двигаться.

И мы все-таки вышли в сухой лес, очень обрадовались, несмотря на то, что был уже вечер. Озеро, о котором нас предупреждали, увидели почти сразу. Но литовские пограничные столбы были на другом берегу.

Я готова была плыть, а Жанна не умеет плавать. Решили идти вдоль берега. Сначала пошли в одну сторону, смотрим, столбов больше не видно — развернулись.

Закончилась вода, очень хотелось пить. Вообще были настолько уставшими и обессиленными, что просто шли по тропинке, зная, что по ней может ходить патруль. Нам было уже все равно, как завершится это путешествие.

Но вскоре действительно озеро закончилось, и мы увидели нейтральную полосу. Откуда взялись силы, не знаю, но мы бросились бежать.

Уже на литовской стороне снова был лес, к десяти часам вечера мы вышли к хутору. У хозяина попросили воды и вызвать пограничников. Он принес нам целое ведро воды, совершенно не удивился нашему виду и сказал: «Не волнуйтесь, вы не первые».

— Пограничники приехали в 12 ночи, — снова продолжает Жанна. — Им нужно было показать место нашего перехода, и они, увидев, что пешком я уже не дойду, пригласили меня в машину, очень чистую, показалось, что новую. Я не смогла туда сесть, пошла искать, что подстелить, чтобы не испачкать сиденье.   

На погранпереходе мы провели два выходных дня, пока за нами не приехали земляки. Литовцы относились к нам с очень большим сочувствием и вниманием. Накормили, разрешили принять душ, выделили комнату.  

Пограничники подтвердили, что мы не первые, но очень удивлялись тому, что перед ними не мужчины и не молодые девочки.  

После фильма Дудя, говорят собеседницы, они проснулись знаменитыми:

— Мы не могли выйти из дома ненакрашенными. Люди подходили везде, благодарили, говорили «вы наши герои», просили сфотографироваться. Но какие мы герои? На самом деле таких сейчас тысячи, а у скольких людей судьба вообще сложилась трагически.

— В Зелена-Гуре, где мы жили какое-то время сначала, на нас вышли представители местной администрации и предложили создать белорусское сообщество, — рассказывает Надежда. — Но мы тогда уже приняли решение о переезде в Белосток, где белорусов было гораздо больше. Однако само отношение к нам и внимание было очень приятным.

После начала войны был период, когда все внимание с белорусов переключилось на украинцев. Мы тогда как раз потеряли работу и пошли устраиваться по вакансии, но нам сказали, что берут только украинцев.

Однако теперь таких проблем нет. Сейчас мы работаем у белоруса на оптовом складе, собираем товары на заказ. Плюс получаем помощь от государства, поэтому на все хватает.

— Вы сказали, что уверены в том, что вернетесь домой.

— Мы живем только этой надеждой. До сих пор не распаковывали чемоданы, просто меняем одежду по сезону и все складываем обратно, чтобы потом не терять времени на сборы.