Доктор Мартов: «В подготовку ко второй волне не вкладывались. Автозаки были важнее»

Реаниматолог говорит, что сейчас конкретно Витебск «полыхает» от инфекции меньше, чем весной, но сценарии у болезни могут быть самые разные: умирают и молодые, и сторонники ЗОЖ. А для врачей на сегодняшней «войне» открылся еще и «второй фронт» — политический.

«Витебск сейчас „полыхает“ от коронавируса меньше, чем весной»

— Месяц назад вы говорили, что в БСМП в день обращалось более 50 человек с признаками «ковида», госпитализировали половину. Какая ситуация сейчас?

— БСМП — сейчас в Витебске центральная по приему и распределению пациентов с коронавирусной инфекцией. Мы — координационный центр: оставляем у себя самых сложных больных, остальных распределяем в другие медучреждения (на «ковид» сейчас работают почти все больницы в Витебске). Это достаточно тяжелая «сортировка»: кого надо госпитализировать, кого нет, кого — срочно, кого — на кислород, кого — в реанимацию. БСМП заполнена полностью. Но есть ощущение, что в последнюю неделю мы, наверное, вышли на плато: в понедельник на прошлой неделе в БСМП было около 200 обращений с подозрением на коронавирус, в этот понедельник — около 190.

Витебск сейчас «полыхает» от коронавируса меньше, чем весной. В первую волну «прогорело», образно говоря, много «топлива», и сейчас его уже меньше.

Владимир Мартов. Фото Алеся Пилецкого, TUT.BY

— Хватает ли для пациентов инфекционных коек, кислородных точек, аппаратов ИВЛ, а для медиков средств индивидуальной защиты?

— С трудом. В период пандемии всего и всем хватать не может. Хорошо, когда система здравоохранения проявляет гибкость и адаптируется к новым вызовам. Наша же система здравоохранения архаична, она не работает, как часы. 15 лет назад в нашей больнице прошла выдающаяся реконструкция, мы получили шикарное по тем временам оборудование. Но к 2020 году, когда пришел коронавирус, оно где-то износилось, где-то устарело.

Очевидно, что медицина для государства — не главное. По большому счету, врачи никому не нужны, кроме больных и их родственников. Но они не повлияют на то, чтобы в больнице появилась современная техника.

— В Беларуси все более высокий прирост новых случаев коронавируса, в Минске уже освобождают роддома. Дойдем до полевых госпиталей?

— Меня как реаниматолога волнует сейчас не количество заболевших, а лечение тяжелых форм, которое требует привлечения серьезных людских ресурсов и современных реанимационных технологий.

Да, можно поставить палатки, открыть госпиталь, расставить там кушетки, возле них — тумбочки, перегородить все это веревочками. Но реанимацию же так просто не развернешь. Должно быть вооружение — персоналом, оборудованием. Я не вижу резервов, кроме того, что мы уже бросили на борьбу с «ковидом».

Проблема — в системе подачи кислорода. Одно дело, когда мы лечили 10 пневмоний. Но сейчас лечим в десятки раз больше. Кислородных точек должно быть очень много — больше, чем мы себе представляли. Должен быть персонал, который в этом понимает. Я не очень представляю, где возьмется такое количество подготовленных специалистов.

Как инфекционисты сейчас работают ЛОР-врачи, гинекологи, хирурги и т.д. Но это — вынужденное решение. Соответственно, очень возросла нагрузка на реаниматологов. Потому что в любой скользкой ситуации хирург или гинеколог не может принять решение сам, он идет за помощью к реаниматологу.

«Самый страшный сценарий — когда человек сгорает за неделю»

— Специалисты говорят, что вирус мутировал и что осенний «вариант» COVID-2019 больные переносят тяжелее. Так ли это?

— Трудно сравнивать: мы по-разному работали с коронавирусной инфекцией весной и сейчас. Весной в борьбу сразу включились другие витебские больницы, а БСМП — потом. Сейчас, как я уже говорил, мы стали головным медучреждением в городе. Поэтому для медиков нашей больницы ситуация тяжелее теперь.

Что касается пациентов, то очень много сценариев развития болезни. Первый, самый страшный — когда человек за неделю сгорает. Это, к счастью, единичные случаи. Но, как правило, это молодые люди. Сейчас в нашем отделении несколько крайне тяжелых пациентов — и им по 35 лет. Неделю назад мы приняли 4 человек из районов области, все — мои ровесники, им по 52 года. Один из них, житель Глубокского района, умер (это ксендз Леонид Мозгель. — Прим. TUT.BY). Он уже к нам поступил очень тяжелым, видимо, получил большую дозу вируса, и у нас через неделю скончался. С остальными тремя пациентами — из Россон, Миор, Городка — мы «зацепились» за жизнь.

Фото Алеся Пилецкого, TUT.BY

Второй сценарий отличается крайне легким течением болезни. У человека пропало обоняние, он два дня потемпературил, посидел неделю на больничном — и все, вышел на работу.

А в промежутке между этими крайностями — много вариантов. Самое сложное для врача — вычленять тех людей, у которых есть шанс выжить.

— Уже приходилось, условно говоря, решать: кому жить, а кому, похоже, нет?

— В реанимации побед очень мало. Все победы над болезнью — в «серой зоне»: если врач помог пациенту там и он не дошел до реанимации.

Еще до коронавируса рутиной работы врача была ситуация, когда у него был один аппарат. Ты подключил к нему одного человека, а второму его просто не достанется.

Вообще это тяжелая тема. Привозят, допустим, дедушку в пролежнях. И молодого человека. А у тебя — одна кислородная точка. И ты начинаешь делать выбор. А не надо это делать врачу. Мой отец, профессор хирургии, говорил: не надо доктору брать на себя функции Господа Бога.

«Один ЗОЖ не поможет. Еще должно быть везение»

— И тем не менее. Бывают истории, которые вас удивляют? Или, наоборот, — просто «убивают»?

— К нам из онкодиспансера поступила пациентка — лет под 60. Запущенное онкологическое заболевание при «ковиде» — почти приговор. Полтора месяца находилась на ИВЛ. В 90% таких пациентов не удается с него снять. А эта женщина выздоровела и выписалась. Причем никаких последствий в легких, которых мы опасались, не оказалось. Замечу, важно: эта женщина — не полная. Грузным людям тяжелее переносить коронавирус.

Второй пациент — мужчина старше 70 лет — попал к нам с тяжелейшей хирургической патологией. С ней врачи справились, но он схватил «ковид». Два месяца был на ИВЛ, но выжил. Это очень приятно! Но дедушка был такой «сохранный» в смысле здоровья. Есть и в 50 лет люди-развалины, а есть в 70 — крепкие, вот как этот старик.

— То есть всем нужен ЗОЖ?

— Нет, еще должно быть везение. Может умереть и молодой человек, ведущий здоровый образ жизни. У нас умерли несколько пациентов без сопутствующих патологий. Просто не справились. Медики не справились, они не справились.

Когда я захожу в палату к новым пациентам, говорю им: представьте, что эта болезнь — Эверест. Какой там главный ресурс? Кислород. Но никто на Эвересте им не делится, а трупы вниз не спускают. Если кислород у тебя закончился, ты погибнешь. Примерно так выглядит и коронавирус. Хватает кислорода — молодец, не хватает — катастрофа.

— А самый трагичный случай? Когда и человек, и врачи старались — а не победили?

— Пациентка пережила коронавирус, но у нее развилось осложнение, не связанное с «ковидом» и лечением, — понос. Ей не удалось с ним справиться, хоть медики делали все возможное. Это очень обидно. И это не один, не два таких случая. При коронавирусе стало значимо больше умирать пациентов, чем обычно.

— Вы сами болели?

— Я легко переболел. Это было уже в мае. А жена (врач-оториноларинголог Елена Мартова. — Прим. TUT.BY) болела тяжело.

 «Сейчас у медиков два ЧП: коронавирус и политическая ситуация»

— Белорусские врачи как «впряглись» в борьбу с коронавирусом в марте, так и не могут до сих пор выйти из этого режима. Как справляетесь?

— После лета, когда вирус куда-то пропал, было очень тяжело снова возвращаться к этой беготне, суете. Но вернулись в рабочий ритм.

Когда коронавирус пошел на спад, мы максимально старались отпустить работников в отпуска. Сейчас отпуска снова отменены. А у меня в отделении есть и возрастные врачи, и много переболевших. Есть те, кто не болел, но боится заболеть, заразить близких. Все это очень непросто.

В эту волну коронавируса у людей больше агрессии: все устали. И почти отсутствует волонтерство. Если раньше в больницы привозили СИЗ, оборудование, готовили для медиков обеды, то сейчас люди заняты политическими событиями в стране.

У медиков сейчас два ЧП: коронавирус и политическая ситуация. И второе страшнее. Вирус уйдет, а нынешняя власть пока уходить не намерена и на диалог с обществом не идет. Шокирует, как силовики обходятся с медиками при задержаниях, в автозаках, тюрьмах. Милиция, наверное, надеется на «свою медицину» — поликлиники МВД. Но в них услуги общего профиля, а все высокие технологии сконцентрированы в других учреждениях. И там работают профессионалы, которых сейчас задержали, посадили, многих уволили.

По первой волне коронавируса мы знали, что будет важно, когда придет вторая волна. Оборудование, технику следовало подновить. Но

Фото Дарьи Бурякиной, TUT.BY

— А «ковидные» деньги медикам не перестали платить? И о каких суммах идет речь?

— Пока эти надбавки платят. И они очень стимулируют. Так, реаниматолог в месяц на ставку получает дополнительно 3 тысячи рублей. Это очень большая сумма для нас. Но люди болеют не только «ковидом», и врачи должны добросовестно работать не только с «ковидными» пациентами.

— Много ли ваших знакомых врачей уехало за рубеж?

— По моей специальности в последние годы уехало непозволительно много специалистов высокого класса. Сейчас я говорю про минчан. Эти врачи были неудобны, задавали неправильные вопросы, требовали к себе уважения. А это не приветствуется в системе.

За рубежом учатся дети многих врачей — тоже на врачей. Вряд ли они вернутся на родину.

Из Витебска тоже много врачей уехало. А собираются уехать — еще на порядок больше. Все хотят уважения и достойной жизни сейчас. Можно нарисовать стабильность, но уверенности в том, что она будет, нет даже у тех, кто ее рисует.

— А у вас есть такая мысль — уехать?

— Нет. Возраст не позволяет об этом раздумывать всерьез. 52 года — для моей профессии это очень много. Я в медицине 30 лет. Работал на три, две ставки, потом — на две с половиной, сейчас — на полторы. Это изнашивает.

Фото Алеся Пилецкого, TUT.BY

«В нормальной медицине без самоуважения нельзя»

— Витебские врачи выходили на мирные акции протеста, записали видеообращение к властям, в котором требуют рассказать правду о COVID-19, привлечь к ответственности силовиков, избивавших людей после выборов. Столичные медики еще более активны. Как думаете, почему медицинское сообщество так мобилизовалось?

— Я, к стыду своему, ни разу не попал на такие акции — не смог вырваться с работы, найти время. Это плохо. Но я всей душой со своими коллегами: и с уволенными, и с теми, кто получил «сутки», и с теми, кого вызывают на так называемые «профилактические беседы».

Мы без гранат шли под танки, с одной винтовкой. Были потери, в какое-то время была и паника. И это все осталось у медиков в голове.

В нормальной медицине без самоуважения нельзя. Человек, который на все согласен, который сходил на субботник и который на все подписался — плохой доктор. Он не упирается. Ему все равно, что происходит с пациентом и с ним самим. И он не поможет вам в сложной ситуации. Он не будет драться.

— Однако в основном медики протестуют в Минске. В регионах у людей больше страха?

— В районных центрах медики, наверное, не выходят на марши вообще, потому что чем меньше город, тем более конформистская там медицина. Там давно все «укатано»: принудительная подписка на газеты, участие в субботниках и т.д. Есть и светлые пятна, когда люди упираются, но власти ничего не стоит уволить такого специалиста. Как-то в одну из районных больниц пришел новый главврач, с большими амбициями. Не сошелся характером с тремя реаниматологами — и уволил их. И мы из Витебска три года ездили в этот район — и закрывали «дыры». Потом этот главврач еще и пошел на повышение.

— Кого-то из ваших подчиненных забирали на «сутки»?

— Нет. Но я с ужасом думаю, что делать, если это произойдет. Ситуация и так тяжелая: поток пациентов огромный, вирус крайне коварен, течение болезни трудно прогнозировать, нагрузки на медиков большие, голова постоянно забита проблемами.

И если вдруг в этой ситуации медик не выйдет на работу — непонятно, кем его заменить. Лишних ресурсов нет, все мобилизованы. Если у нас появится еще и второй фронт — политический, мы просто не справимся, вот и все. Кто-то из пациентов окажется недосмотрен — и этого человека может не стать.

— Что власти надо сделать прямо сейчас, чтобы врачам стало легче, а белорусов умирало меньше?

— Если брать политическую повестку, то уход первого лица решает далеко не все вопросы. Потому что остается система, которая нуждается в коренной ломке. А система будет этому сопротивляться, даже если первое лицо уйдет. Молодое вино в старые меха не наливают.