Дневник войны

Екатерина Сельдереева

Дневник войны, глава 54. «Все, что сейчас читается и перечитывается, имеет абсолютно иную смысловую нагрузку»

Украинская журналистка Екатерина Сельдереева специально для читателей «Салідарнасці» описывает, чем живет Украина, переживающая девятый месяц вторжения российских войск. На этот раз – про личный опыт того, как это: читать и смотреть фильмы о войне, когда в твоей стране тоже идет война.

Фото: автора

Иногда я стараюсь немного мысленно выходить из информационного поля российско-украинской войны, отвлекаясь на просмотры фильмов или чтение книг. Сразу скажу, что это получилось не сразу. Несколько месяцев войны мозг пребывал в таком шоке, что, казалось, умение мысленно проживать опыт других было утрачено навсегда.

Но как выяснилось, человеческий организм имеет огромный адаптационный потенциал. И сейчас я не просто читаю и смотрю, а состою в читательском клубе одного украинского ютуб-канала и глотаю по четыре фильма за так называемые выходные.

Все, что сейчас читается и перечитывается, имеет абсолютно иную смысловую нагрузку. В связи с войной появился новый уникальный жизненный опыт. Это откладывает отпечаток на восприятие. И да, я читаю и смотрю в том числе и о войне.

Я и мой друг много полемизируем на тему того, как обстоятельства способны менять смыслы, заложенные автором в книге. Много говорим о «На Западном фронте без перемен» Ремарка.

«Эта книга не является ни обвинением, ни исповедью. Это только попытка рассказать о поколении, которое погубила война, о тех, кто стал ее жертвой, даже если спасся от снарядов», – писал в 1929 году Ремарк в предисловии к книге.

В 2022 году я однозначно не соглашусь с автором. В войне добра со злом нельзя быть нейтральным.

Впервые я прочитала это произведение лет в семнадцать. Читая книгу, я чувствовала некую эмпатию, объясняя сочувствие к героям Ремарка тем, что они просто молодые парни, которые стали жертвами режима. Сейчас же ни один фибр моей души не ворошится в сострадании. Мне не жаль тех молодых немецких солдат. Для меня сейчас все однозначно – оккупант является абсолютным злом. 

Странно сравнивать свои впечатления тогда и сейчас. Этот опыт, который мы сейчас переживаем, еще долго будет менять наш взгляд на очень много вещей.

– Даже если я и переживаю за персонажей Ремарка, то все равно знаю, что это враг. Это чувство никогда не покидает. Достаточно только одного факта: они воюют на французской земле. Когда я читал, как угнетало немецких солдат то, что они постоянно слышали по ту сторону фронта грохот колес, когда подвозили технику и боеприпасы, я не чувствовал отчаяния, которое автор хотел передать.

Я читаю и понимаю: Франции помогает Англия и другие страны Европы. Как и нам сейчас. А что же французам еще остается? Они имеют полное право бить по фашистам всем, что у них есть, они защищают свой дом. Оккупанты не чувствуют своей вины. Они думают, что делают правильно, что сто лет назад, что сейчас, – делится друг мыслями от чтения Ремарка во время российско-украинской войны.

Еще я недавно посмотрела фильм «1917» про историю двух британских солдат на фронте. Фильм чрезвычайно реалистичен. И жуткие моменты, происходящие на поле боя во время Первой мировой войны, режиссеры передали максимально экзистенциально страшно. По крайней мере, на такую реакцию зрителей, наверное, был расчет.

Да, они чудовищно жуткие. Но не настолько, как восьмимесячная хроника действий российских оккупантов в украинских городах. После всех ужасов, открывшихся на деоккупированных территориях, кадры фильма кажутся страшилкой для подростков в летнем лагере. И это тоже страшно. Страшно, что Изюм 2022-го или Мариуполь выглядит страшнее, чем Эку-Сэн-Мэн 1917-го.

Много моментов из фильма перекликаются с тем, что украинцы наблюдают уже девятый месяц войны – многочисленные растяжки и другие ловушки, оставленные врагом при отступление, срубленные плодовые сады, расстрелянный скот. Как так может быть? Прошло более ста лет.

Человечество так ничему и не научилось? Или у прививки памяти прошел срок действия?

Чтобы я сейчас не читала/смотрела, оно в той или иной мере будет коррелировать с обретенным военным опытом. Хотела ли я его? Нет. Могу ли я что-то с ним сделать? Да.

Виктор Франкл, психолог, переживший концлагерь, писал о том, что для того, чтобы пережить трудные времена, человеку нужно их наделить каким-то уникальным смыслом. Я думаю, что смысл для украинцев, переживающих полномасштабное вторжение российских оккупационных войск, в том, чтобы никогда больше не допустить подобного и не страдать Стокгольмским синдромом.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 4.6(9)