Дневник войны, глава 21: «А что это они в России так к Степану Бандере прицепились? Он же уже старенький! Какая опасность от него?»

Прожила во Львове три месяца – меня хорошо принимали и я ни в чем не нуждалась. По-новому влюбилась в этот город гордых людей и ароматного кофе, но… После трех месяцев жизни во Львове я решилась на путь домой.

Это решение принималось непросто: около месяца. Главный фактор – тоска по дому и чувство вины за стеснение людей, у которых жила. Когда я уезжала, линия соприкосновения проходила на расстоянии 1 километра от города. Сейчас – 50 километров.

После принятого решения пришлось еще неделю ждать билетов –  желающих вернуться очень много. Это радует и воодушевляет.

– О, снова этот взгляд! – говорит водитель такси. – Вчера таких же вез. Домой возвращаетесь, да? Не грустите, все будет хорошо! А пока я вам историю смешную расскажу.

Звонит мне недавно знакомая из Беларуси. Она вообще львовянка, родилась, выросла здесь. Потом вышла замуж и уехала. Что с ними там делают, не знаю. Но пропаганда, видно, хорошо голову полощет… Звонит и спрашивает: «А что это они в России так к Степану Бандере прицепились? Он же уже старенький! Какая опасность от него?!» Я долго после этого смеялся. Похоже, что мертвого его больше боятся, – рассказывает он, пока едем на вокзал.

Едем по городу и все кажется таким знакомым. Уютные улочки, каштаны с белыми факелами цветов, резные балкончики, блестящая брусчатка и лабиринт трамвайных путей. Я смотрю и думаю о том, что как хорошо, узко и мало места – российские танки точно здесь не пройдут.

На львовском вокзале встречает волонтерский центр и палатка Unicef. Вокруг много военных – кто-то прибывает, кто-то отъезжает. Много детей, много котов и собак в переносках. Разорванные судьбы и растерянность в глазах. Переход от зала вокзала к перрону теперь именуется «Укрытие». Пока я ждала поезд, над Львовом украинские защитники сбили российскую крылатую ракету.

– Еще немного и будете дома. Мы теперь быстро ездим – времена такие. Свет не включаем – правило светомаскировки. В окна не смотрите, все равно скотчем заклеены. Ох, когда же это кончится? Все время плачу – насмотрелась на искалеченных душевно и физически людей. Тут не только проводницей будешь, а и психологом – чем могу, помогаю, – рассказывает проводница при посадке, проверяя билет.

В поезде тихо. Все смотрят карту воздушных тревог и молятся. Раньше в пути, смотря в окно, можно было увидеть составы с зерном и цистерны с бензином. Сейчас – одинокие составы с подсолнечным маслом и цистерны с сжиженным газом. Ощущается продовольственный и топливный дефицит. Также по пути встречаются медицинские поезда с ранеными, идущие с востока Украины. Проезжаем и мимо рефрижераторов с убитыми.

В соседнем купе едут военные. Молодые мужчины с глазами стариков. Они серьезны и сосредоточены, спокойны и рассудительны. Автоматически и рефлекторно помогают пассажирам с багажом, параллельно решая вопросы в телефоне.

В проходе появляется малышка полутора лет, догоняя выпавший из маленьких ручек, зеленый мяч.

– Какой у тебя красивый мячик! – перехватывая детский пас говорит один из военных. – Давай будем играть, сто лет не играл в мяч. Я сто лет не видел мяч.

Глаза старика снова становятся взглядом молодого и полного жизни мужчины, отца. Где его дети сейчас? Как долго он их не видел и сколько еще не увидит?

– Соломийка, не мешай дяде военному, – подбегает к малышке мама. –  Извините, пожалуйста, она такая шустрая у меня, не уследила! Соломийка, пойдем к себе!

– Ой, нет-нет, не переживайте! Это как из прошлой жизни. Я как будто дома побывал, – немного стеснительно отвечает военный. – Я хоть смех детский услышу. Это такая отдушина после окопов и стрельбы. Это глоток жизни. Спасибо вам.

– Это вам спасибо! – машет руками мама.

Соломийка показывает на свой зеленый мяч и тычет маленьким пальчиком на рукав формы военного.

– Точно! Один цвет! Это я по траве ползал и запачкался. Обычно она белая, – улыбается Соломийке военный, как бы оправдываясь за то, что она видит в детстве человека в форме, побывавшего на войне, из-за которой она должна была уехать из дома.

Мы несколько раз пережидали ночью воздушные тревоги. А потом ехали еще быстрее, чтобы прибыть по графику.

На выходе из вагона у меня зажужжал телефон. Глава ОВА на своей странице в телеграме написал: «На утро в городе все ровно». Я приехала, я дома.