«Быть с любимым в одной клетке — это мука. Все время хотелось его обнять»

В эксклюзивном интервью «Комсомолке» экс-сенатор рассказала, как устала от слежек перед арестом и изменила ли ее колония.

Их роман уже длится 13 лет. Фото: личный архив.

Два года экс-сенатор и гендиректор известной птицефабрики «Ганна» Анна Шарейко вместе со своей командой провела за решеткой. Особое внимание было приковано к литовскому бизнесмену Вальдемарасу Норкусу, деловому партнеру и любимому человеку Анны Васильевны, который тоже вместе с ней оказался за решеткой. Даже во время процесса они не скрывали чувств, нежно смотрели друг на друга и попросили расписать прямо в СИЗО. Верховный суд фигурантов громкого дела признал виновными, но отпустил в зале суда всех, кроме Норкуса. Он вышел на свободу спустя месяц, 9 июля. В эксклюзивном интервью «Комсомолке» Анна Шарейко и Вальдемарас Норкус рассказали, изменила ли их колония, что оказалось самым сложным за решеткой и когда они сыграют свадьбу.

Анна Васильевна назначает нам встречу прямо в своем рабочем кабинете на Витебской бройлерной птицефабрике. Приемная утопает в тропических орхидеях, в 9 утра к кабинету Шарейко уже выстроилась очередь. Только попасть к ней непросто: у Анны Васильевны уже давно идет совещание.

Рабочий кабинет Шарейко утопает в тропических орхидеях. Фото: Сергей Гапон

- Проходите, - приглашает нас спустя некоторое время Анна Шарейко.

Смена картинки настолько поразительна, что сразу теряешься. Еще полтора месяца назад журналисты видели ее за решеткой, и ей грозил солидный срок, сегодня она снова руководитель крупного предприятия. Выглядит как дама с обложки: облегающий стройную фигуру костюм, туфли на высоких каблуках, французский маникюр. Признается, что ее смущает внимание, которое к ней сейчас приковано. А люди узнают везде: и в Витебске, и в Минске.

- Анна Васильевна, о чем больше всего мечталось за решеткой?

- Очень хотелось нажарить сковородку яичницы! (Смеется.) А если серьезно, безумно скучала по родным, по их голосам. За два года в СИЗО мне не дали ни одного свидания. Наверное, думали, так легче сломать человека. Но только не меня. Да, я сильно скучала, но держалась изо всех сил. Когда в суде впервые услышала голоса близких мне людей, они еще сутки звучали в ушах.

- Как вы провели свой первый день на свободе?

- Собрались все родственники, друзья, дети Валдаса и его отец, устроили душевную встречу! Общались до самой поздней ночи. Но радость омрачало то, что за решеткой остался мой любимый человек. Больше всего мне хотелось оказаться на свободе вместе с ним. Знаете, сидеть рядом в суде за стеклом, при этом нельзя друг друга потрогать, обнять - это мука. Думаешь, ну когда наступит то время, чтобы никто этого не запрещал? И не ругался за это…

Сейчас каждый день общаемся с ним по скайпу, вижу, как дети от него не отходят. Хоть они уже взрослые люди, но такие счастливые рядом с ним, как малые дети.

«На обыски я смотрела как на концерт»

- Этот приговор стал для вас неожиданностью?

- Свободой запахло, когда прокурор отказался от того, что мы нанесли ущерб в 4 миллиарда рублей и якобы действовали в составе организованной группы. Я до конца не понимала, что происходит, и, услышав про срок в 2,5 года лишения свободы, поняла: мы скоро выйдем на свободу. Правда, до конца верила в оправдательный приговор. Даже за решеткой продолжала жить фабрикой, поэтому, как только нас освободили, вышла на работу.

- Фотографии того, как подчиненные встречают вас пирогом с солью и цветами, разлетелись по многим СМИ. Было удивительно видеть, что вместе с вами вышли даже те осужденные, которые накануне говорили, что больше на работу ни ногой.

- В первый день после освобождения мы все, кроме Лиоренцевича (фигурант уголовного дела и бывший сотрудник «Ганны». - Ред.), вышли на работу. Встретились на крыльце здания, и я еще смеялась: «Ну что, организованная группа, заходите, пообщаемся». Каждый из них честно признался, что вернуться на «Ганну» больше не может. Они достойно прошли это испытание, но какой ценой им это далось, никому не известно. Я очень благодарна, что меня окружали специалисты такого высокого уровня, настоящие профессионалы.

- Решение ваших подчиненных кажется более логичным. Многие были уверены, что вы соберете чемодан и рванете к любимому в Каунас.

- Я по жизни бегу туда, где надо спасать. К примеру, если у моих друзей и близких все хорошо, я не слишком балую их вниманием, но вдруг что-то случается, тут же мчусь на помощь. Коллектив поддерживал нас все это время и ждал возвращения, я не смогла поступить иначе, кроме того как вернуться на фабрику. Не даю никому 100% гарантии, что смогу вернуть прежнее предприятие, слишком много упущено, но я постараюсь, используя свои знания и опыт.

- Неужели нет никакой обиды?

- Нет, совершенно. Я знала, что ни в чем не виновата, и до последнего была уверена: разберутся - и все закончится. Конечно, первые дни был шок, я смотрела на это как на концерт. Моих сотрудников и Вальдемараса задерживали в июне 2014 года, я еще месяц после этого оставалась на свободе. Все эти обыски дома и на работе тогда не воспринимала всерьез.

После приговора Анна Васильевна вернулась на птицефабрику в свое прежнее кресло. Фото: Сергей Гапон

«Меня сложно напугать. С детства приучена к экстремальным ситуациям»

- Понимаете, меня мало чем можно удивить, я с детства закаленная. Выросла в семье, где 8 детей, и каждый старался заботиться о себе сам. Уже начиная с седьмого класса в свои летние каникулы я работала вместе со взрослыми женщинами на полевых работах и зернотоке, чтобы родителям было легче одеть и подготовить нас к школе. В нашей семье не было никаких тепличных условий. Когда поступила в институт, умер папа, мама так и сказала: «Доченька, иди работать. Я тебе ничем помочь не смогу». И пошла. Все пять лет отработала в ночную смену через ночь санитаркой в реанимации Витебской областной инфекционной больницы, при этом занималась спортом и окончила ветеринарный институт с красным дипломом. Если надо было поспать, могла прилечь на 15 минут - и этого хватало. Теперь можете представить мою закалку?

Сразу после института сама нашла работу на Витебской бройлерной птицефабрике и, чтобы зарекомендовать себя, завоевать авторитет, работала сутками. Начинала свой путь в цехе инкубации, потом работала главным зоотехником, замдиректора по производству и директором. Очень люблю само производство, чтобы был виден результат работы. Много времени уделяла строительству объектов, чтобы быть в курсе всего, на это уходило 2 - 3 дня в неделю… Так что меня сложно чем-то напугать или удивить. Поэтому и не загоняла себя в СИЗО в какие-то переживания, всегда руководствуюсь жизненными принципами Курта Во́ннегута: «Господи, дай мне силы принимать то, что я не могу изменить. Господи, дай мне силы изменить то, что я могу изменить. Господи, дай мне мудрость отличить одно от другого». Поэтому я приняла эту ситуацию такой, какова она есть, нашла в себе силы и стала жить в тех условиях, которые были.

- Наблюдая за вами все три месяца, пока шел суд, гадала: как вы переносите заключение? Вы человек энергичный, деятельный, руководитель крупного предприятия - и вдруг оказываетесь в замкнутом пространстве. Порой казалось, что вы прямо в клетке готовы провести планерку, дать указания, решить все вопросы.

- На суд мы ездили как на работу. Готовились к допросам, показаниям свидетелей, изучали необходимые документы. За два года возможности пообщаться не было, но в суде поняла: никто времени зря не терял, все выстроили грамотную линию защиты. Лично я знакомилась с материалами уголовного дела с 9 утра и до 8 вечера, без обеда, только маленький перекус брала. И так 30 дней. Я хотела его изучить вдоль и поперек. Видела, как защищались мои коллеги, и отметила еще раз для себя, какие они молодцы. И стойкие, и мужественные, и порядочные, и грамотные.

Перед тем, как выйти из клетки в зале суда, Анна Шарейко поцеловала и обняла будущего мужа. Фото: Сергей Гапон

«В рапорте напишут, будто я хотела бежать из туалета Совета Республики»

- Анна Васильевна, вы знали, что летом 2014 года над вами сгущаются тучи?

- Нет, это было полной неожиданностью. К обыску не готовилась, ничего не скрывала, сама назвала код от сейфа. Я работала честно и открыто, мне нечего было бояться. За 15 лет работы в должности руководителя мой кабинет ни разу не закрылся на ключ, нет ни одной тумбочки на замке. Мой дом обнесен обычной сеткой, целый год я не вешала шторы… У меня нет необходимости прятаться. Ну что у меня нашли в сейфе? Фотографии.

- Помните то чувство, когда вы в августе 2014 года ехали на сессию, где решался вопрос о лишении вас неприкосновенности?

- Накануне позвонили из секретариата, сказали - можно не приезжать, вопрос рассмотрят без меня. Однако я решила иначе. Нужно иметь невероятную силу воли, чтобы видеть, как тебя публично лишают неприкосновенности и втаптывают в грязь. Генеральный прокурор выступил с заявлением, что дом был построен за короткий срок - 4,5 года. А сколько он должен был строиться? 40 лет? Все депутаты проголосовали «за», и тогда я взяла слово, сказала, что ни в чем не виновата и надеюсь на объективное справедливое разбирательство, ведь интересы фабрики для меня превыше всего.

Я вышла из зала, а возле двери меня уже ждали два человека, мы поехали в Следственный комитет. Уже потом в рапорте напишут, будто я пыталась сбежать из туалета Совета Республики, а я всего лишь хотела сменить деловой костюм на джинсы, одежду, более подходящую для СИЗО. До последнего водитель не уезжал, ждал меня вместе с подругой, но я еще накануне понимала: обратно в Витебск не вернусь, поэтому сразу взяла с собой вещи.

Продолжение интервью читайте на сайте «Комсомольской правды в Белоруссии»