Истоки

Богдана Павловская

Браточкин: «Модель официального национализма построена на лояльности режиму»

Каких беларусов пытается создать Лукашенко?

В рамках спецпроекта Истоки «Салідарнасць» анализирует национальный характер и пытается найти ответы на вопросы о том, кто такие беларусы, чем мы отличаемся от других, и какая судьба ждет нашу нацию.

Сегодняшний собеседник — историк, научный сотрудник кафедры публичной истории Фернуниверситета в Хагене (Германия) Алексей Браточкин.

Алексей Браточкин

— Хотелось бы понять, что из себя представляет беларуский национальный характер. Какие черты присущи нашей нации и чем мы отличаемся от других?

— Я не мыслю категориями «национальный характер», «генетический код» и потому не могу ответить на этот вопрос. То есть, конечно, можно говорить о разнице между отдельными общностями, о разнице культурных традиций, но это не зависит от того, что ты родился беларусом, а от того, в каких культурных, социальных, политических и иных обстоятельствах мы живем.

Мне думается, будет правильнее поговорить о беларуской идентичности как об изменяющейся категории. Потому что рассуждать о том, что беларусы такие-то, а, например, украинцы такие-то, у меня даже язык не поворачивается.

— Хорошо, и что же с нашей идентичностью? На сегодняшний день мы можем себе четко ответить, что из себя представляют беларусы?

— Дебаты об этом начались где-то с конца 1980-х годов, в годы «перестройки».  Тогда беларуская идентичность официально определялась так: те, кто живет в Беларуси, это советские беларусы. Вот именно такой конструкт из двух понятий — «советские» и «беларусы». То есть беларусы в этом советском контексте имеют некую идентичность, но она не наполнена реальным политическим смыслом.

Советский Союз в своем роде был уникальной попыткой соединить что-то «универсальное» с национальным, это был эксперимент по созданию наднационального общества.

С конца 1980-х годов, по мере процессов распада, в СССР актуализируются и заново заявляют о себе локальные национализмы. Национальную повестку стали формулировать по-другому. В позднесоветских медиа довольно популярной была тогда отсылка к образу «манкуртов» (людей, забывших свое происхождение) — чтобы показать, что ради большой идеи создания советского народа были стерты национальные идентичности, уничтожена и колонизирована историческая память множества народов.

Как мы помним, как раз в это время в Беларуси появляется Беларуский народный фронт, и одновременно возникает проект «национального возрождения». Идут разговоры, что мы должны как беларусы себя обнаружить заново, превратиться в нацию, а Советский Союз рассматривали как абсолютно искусственный политический проект с большим объемом насилия.

Беларусам предлагается вспомнить, что мы отдельная нация, у нас есть беларуский язык, своя культура, и мы должны это возрождать и развивать. Национальное движение тогда представлялось проектом политической эмансипации, освобождения.

— Но, насколько помниться, далеко не все наши граждане с воодушевлением восприняли такие разговоры. Проект «советский беларус», кажется, почти получился.

— Действительно об этом было много дебатов. И очень часто можно было слышать, что беларусам не хватает национальной идеи и маркеров идентичности: на языке мало кто говорит, культура сведена к фольклору, к использованию орнамента, но при этом нет глубинного содержания, оно отсутствует как политическое явление.

Эта идея нехватки беларуской национальной идентичности во многом становится доминирующей на протяжении последних 30 лет. Постоянно возникают разговоры, что беларусы недостаточны беларуские, но вот как только они станут беларусами в достаточной степени, тогда и произойдут политические перемены.

В 1999 году канадский исследователь Дэвид Марплз выпустил книжку «Денационализированная нация», само название которой многие использовали как метафору нехватки национальной идентичности. И то, что у нас авторитаризм и вот такие специфические отношения с Россией, это как раз последствия данной ситуации, об этом писал Марплз.

— А это действительно так? Достаточно стать настоящими беларусами — и режим падет, наступит демократия и мы освободимся от России?

—Уже классическую книгу о беларуской модели написала в 2010 году Нелли Бекус, исследовательница из Беларуси, потом она работала в Польше и Англии. Книга называется «Борьба за идентичность. Официальная и альтернативная «беларускость».

В ней говорится о том, если все максимально упростить, что у нас циркулируют как минимум две версии идентичности: одна связана с политической оппозицией, а вторая — официальная, которую пытается создать режим Александра Лукашенко.  

И также Нелли Бекус в ряде других текстов пишет о том, что прямой связи между национализмом и либеральной демократией нет. То есть, если беларуская идентичность внезапно осуществится как проект и мы станем такими образцовыми националистами, это вовсе не означает, что мы одновременно превратимся в демократическую либеральную страну. Это два разных процесса, только отчасти связанных между собой. Она ссылается при этом на опыт других стран условной Восточной Европы.

О проблеме национальной идентичности писал в 2010 году также политолог Андрей Казакевич. Он насчитал четыре модели беларуской нации и, соответственно, идентичности.

— И что это за четыре разных модели?

— Очевидно, что одна из идентичностей — это этноцентрическая модель, то есть фокус на том, что мы беларусы, мы должны развивать только беларуский язык, беларускую культуру, фокусироваться именно на интересах этой культурной доминирующей группы.

Вторая модель совершенно противоположная. Это модель руссоцентричная, в которой беларусы представляют себя как некую часть русского народа. Такие идеи особенно популярны были после распада СССР, когда Беларусь воспринималась такой непонятной, отколовшейся частью России.

Еще одна модель — та, которую пыталось создать беларуское авторитарное государство и Александр Лукашенко. В ней фокус не на национальной культуре, а именно на лояльности режиму. В этом конструкте беларусы — это те, кто поддерживает режим.

И еще одна модель, о которой пишет Казакевич, это такая более либеральная идея, где если и национализм, то демократический. То есть не только беларусы, не только беларускоязычные, а и другие группы, которые проживают в Беларуси, включены в нацию. Такая вот модель более гражданского национализма.

И каждая из этих моделей использует разные образы истории.

— Разная история для одной нации?

— Так бывает всегда. Например, для этноцентрической модели нации советская эпоха представляется огромной проблемой, это тот период, когда нацию пытались уничтожить. А до этого было время, когда нация формировалась, определен ее золотой век, ключевые события и так далее.

Соответственно, для тех людей, которые считают, что беларусы – это русские, самое важное будет, что мы с Россией вместе уже двести лет, и неважно, что это была империя, в их представлении она спасала нас от всего и всех, и так сложилось «исторически».

И так история будет интерпретироваться разным образом для совершенно разных моделей идентичности.

В итоге, сегодня мы видим, что от «советских беларусов», через проект «национального возрождения» и последующие споры о степени беларускости, мы пришли к более сложной картине того, что в Беларуси есть разные идентичности, с разделением по политическим предпочтениям и так далее. Сегодня мы должны так или иначе учитывать эту сложность.

К этому добавились и другого рода проблемы. Например, что сегодня есть современное беларуское государство и режим Лукашенко — он националистический или нет, беларуский или антибеларуский?

— И какой же он?

— Понятно, что этот режим тоже использовал национализм как элемент политической мобилизации, например, в период после 2014-2015 годов.  Но использовал очень аккуратно, осторожно и своеобразно.

Появилась специфическая официальная модель нации, в которой также имелись некие отсылки к патриотизму и национальным чувствам. Вот, помните, была такая рекламная кампания «Купляйце беларускае»? Это тоже ведь использование режимом отсылки к своего рода «патриотизму» — мол, покупайте свое. Такая очень своеобразная отсылка и тем не менее.

Но еще раз повторяюсь, что эта модель официального национализма при Александре Лукашенко была построена не на этнической солидарности, что мы все тут беларусы, или на идее гражданской нации (все мы включены в эту нацию) и так далее, а на лояльности режиму. Вот кто, собственно, живет в Беларуси и кто лоялен, тот в нацию входит, а кто как бы не очень лоялен — тот пятая колонна и люди, которые нам тут не очень нужны.

— Что, собственно, мы сейчас и наблюдаем.

— Да. И тут же возникает очень сложный вопрос: а можно ли продвигать идею национализма в Беларуси без государственных институтов? Как обойти эту модель нации при Лукашенко? Ведь только государство, например, может организовать массовое обучение на беларуском языке.

Что дальше будет происходить с беларуской культурой, с языком, когда идет уничтожение независимой культуры и, «по совпадению», ее беларускоязычного сегмента? Когда в лучшем случае будут позволены некие региональные особенности, которые не имеют особого значения и не могут помешать отношениям режима Лукашенко с Россией. Когда больше уже никогда не будут подниматься вопросы о сложном историческом прошлом между Россией и Беларусью, а лишь говориться, что все было всегда прекрасно.

Идентичность — это не то, что является чем-то естественным, хоть и выглядит таковым, это социальный конструкт, мы создаем ее. И поэтому нет какой-то идентичности, которая бы существовала веками и не меняясь. Хотя разные маркеры идентичности (например, язык) могли сформироваться давно, но это тоже меняется.

Современные нации возникли не так давно, в основном после 18 века. И проблема национальной идентичности — это проблема того, как разные группы представляют себя в качестве нации. Кто туда входит, кто не входит, какой была история, как мы проводим селекцию исторических событий, которые нам важны или не важны, которые плохи для нас или хороши.

А если, например, в Беларуси в школе, в системе образования, в театрах, музеях, госучреждениях и других институтах главенствует вот эта идея политической лояльности, такое специфическое представление о беларуской нации, то как можно говорить о других моделях идентичности, о какой-то сложности? Это действительно очень большая проблема.

О том, почему так хорошо удался проект «советские беларусы» и что можно противопоставить официальной модели — читайте во второй части интервью, которое появится на нашем сайте в ближайшее время.