Анатомия одного заблуждения

Идея превращения страны в "энергетическую сверхдержаву" за последний год стала весьма популярна в России. Но имеет ли понятие "энергетическая сверхдержава" экономический смысл? Насколько Россия близка к такому статусу? И какие экономические выгоды из него следуют? Какие возможности оно открывает для финансирования модернизации, укрепления международного статуса и конкурентоспособности России?

Денег не хватит

Один из главных трюков при рассуждениях об энергетическом потенциале России — это уход от сопоставлений абсолютных величин производства и экспорта энергоресурсов, а также накопленных экспортных доходов с масштабами самой страны и стоящих перед ней модернизационных задач.

Да, мы производим много нефти и газа, но только страны с численностью населения до 5 млн человек имеют возможность конвертировать доходы от их экспорта в высокий уровень ВВП на душу населения (свыше $20 тыс. по паритету покупательной способности).

В странах с населением свыше 50 млн человек достижение высокого уровня жизни только за счет использования углеводородного потенциала невозможно. Для этого нужно экспортировать 40-50 тонн нефтяного эквивалента в год на душу населения. Россия экспортирует примерно 3 тонны, и даже если удвоит добычу нефти и газа (что нереально), все равно не сможет экспортировать больше 10 тонн.

Возможно ли в этой ситуации за счет доходов от нефтегазового экспорта осуществить масштабную модернизацию экономики, инфраструктуры, армии? Лишь основные из намеченных модернизационных проектов — госпрограмма развития вооружений на 2007-2015 годы, транспортная стратегия, строительство новых АЭС, программы освоения газовых месторождений Ямала, Восточной Сибири и Дальнего Востока, развития Единой энергосистемы — в совокупности требуют ежегодного финансирования в объеме, превышающем весь накопленный стабфонд. А ведь есть еще потребность в строительстве жилья, модернизации коммунальной инфраструктуры, растущий дефицит пенсионного фонда.

Доходы от нефтегазового экспорта позволят реализовать небольшой набор проектов, но широкомасштабная модернизация России за их счет невозможна.

"Двигатель" в стагнации

Каковы возможности самого энергетического сектора по поддержанию высоких темпов экономического роста? По причинам, которые, скорее всего, кроются в политике российских властей, этот сектор в 2005-2006 годах показал наихудшие темпы роста.

Нефтедобывающая отрасль, которая могла бы добывать до 550 млн тонн в год, растет лишь на 2 с лишним процента против 8,5% роста в среднем в 2001-2004 годах. В газовой отрасли ситуация еще хуже: хотя существующие запасы позволяют добывать до триллиона кубометров газа в год, добыча стагнирует. Рост добычи "Газпрома" в 2005 году и первом полугодии 2006-го был нулевым, а рост добычи независимых производителей существенно замедлился — с 10,5% в 2000-2004 годах до 5% в 2005 году.

В газовом секторе влияние политических факторов еще более очевидно. Отказ от структурных реформ привел к консервации монополии "Газпрома", а в итоге к невыполнению компанией базовой функции развития национальной газодобычи.

В 2003-2006 годах "Газпром" инвестировал в покупку активов в секторах, не связанных с газодобычей, примерно $18 млрд, что превышает все его капвложения в газодобычу за десятилетие. И даже если внутренние цены на газ резко вырастут, дополнительные средства, скорее всего, будут потрачены не на длинные инвестиции в газодобычу, а на скупку "негазовых" активов.

И это при том, что Россия входит в фазу истощения основных месторождений углеводородов. А освоение новых связано с масштабными инвестициями, которые к тому же потребуют скорее акционерного, чем заемного финансирования. У российских компаний таких возможностей нет, а для иностранных инвесторов власти стали вводить серьезные ограничения.

Экспортные ограничения

Важно также помнить, что Россия прежде всего потребитель, а не экспортер энергоресурсов. В 2005 году мы потребили примерно половину добытых углеводородов. Экономика России остается очень энергоемкой, и для преодоления этого необходимы масштабные структурные реформы и либерализация внутренних цен на энергоресурсы.

Сейчас 75% из них конечные потребители покупают по регулируемым ценам, в результате внутренний спрос на энергию продолжает расти. И в перспективе это может привести не то что к укреплению "державного" статуса, а к необходимости ограничить экспорт энергоресурсов.

Сегодня почти 100% российской энергии экспортируется в Европу. Это вполне логично — поставки сюда наименее затратны, а цены здесь, в отличие от Китая, высоки.

Даже если проекты по развитию производства сжиженного природного газа будут реализованы, объем его экспорта составит не более 10% от общего российского газового экспорта в 2015 году. А в результате реализации всех проектов нефте— и газопроводов в Азиатско-Тихоокеанский регионе (АТР) экспорт углеводородов в страны АТР составит не более 20% общего объема экспорта нефти и не более 15% общего экспорта газа. То есть даже в долгосрочной перспективе мы остаемся не глобальным, а скорее региональным поставщиком энергоресурсов.

Энергетика и политика

Едва ли использование энергии во внешнеполитических целях может быть мотивировано экономическими причинами. Скорее наоборот, энергетика здесь все больше становится заложницей внешнеполитических амбиций. Ведь риски политически мотивированного прерывания поставок будут способствовать серьезным переменам в поведении стран-потребителей.

Лучший пример — арабское нефтяное эмбарго 1970-х. После него страны-импортеры добились больших успехов в снижении спроса на нефть. Например, ее доля в выработке электроэнергии в странах ОЭСР упала с 25,3% в 1973-м до менее 5% в 2005 году.

В результате политики российских властей уровень доверия к России как надежному поставщику, сложившийся еще со времен СССР, резко снизился. Это проявляется в поведении европейских партнеров — и в поисках вариантов ускоренного перехода к другим источникам импорта, и в стремлении ухудшить условия контрактов с "Газпромом" (например, отказаться от условия take or pay), в разговорах об ограничениях на покупку "Газпромом" долей в европейских компаниях (хотя прежде российские компании спокойно покупали активы: ЮКОС — в Словакии и Литве, ЛУКОЙЛ — в Болгарии и Румынии).

В целом, можно сказать, что идея "энергетической сверхдержавы" провоцирует завышенные ожидания в обществе и ровно противоположна реальному положению дел в энергетике страны. Россия действительно крупный производитель энергоресурсов и в последние годы сумела стабилизировать функционирование энергетического сектора.

Но энергетика — лишь один из секторов экономики, ее нужно развивать сообразно потребностям рынка, причем совсем в другой модели, чем делают власти сегодня. А очередные фантомные "сверхидеи", которым сопутствует усиление политического вмешательства в энергетику, способны лишь подорвать его сбалансированное развитие.